Designed and directed by his red right hand.(с)
Название: «Среди миров…»
Автор: Кsanira
Персонажи, пейринг: Вария, Вонгола, Мельфиоре, XS за основной, остальные пейринги фоном, присутствует ОЖП
Жанр: Jen, romance, darkfic, AU, fantasy
Рейтинг: R
Предупреждение: AU, возможны ООС, насилие, мат.
Саммари: Действие происходит в альтернативной Вселенной, где ещё не умерли магия и вера в неё. Вонгола – старший Орден Конклава Магов, отвечающий за благополучие простых смертных. На Вонголу тайно работает так называемый Тёмный Орден (или, как называют его посвящённые, Вария), состоящий из разнообразных приверженцев Тьмы, но всегда поддерживающий равновесие в мире. Однако однажды среди старейшего Ордена магов происходит внутренний раскол, Вария строит собственные планы… А ведь не за горами новая беда – к Конклаву давно подбираются силы Инквизиции…
Статус: Закончен
Размер: Макси (13 глав)
От автора: Первый раз пишу макси-фик. Первый раз совмещаю фандом с любимым книжным жанром. Короче, тапки лучше спрячьте, я нервное и неадекватное существо)
Дисклаймер:Персонажи не мои, моя только задумка и интерпретация их сущностей.
ссылки на предыдущие главыwww.diary.ru/~khr-fanf/p136789760.htm#more1 - глава 1
www.diary.ru/~khr-fanf/p136926992.htm#more1 - глава 2,3
www.diary.ru/~khr-fanf/p137048528.htm#more1 - глава 4
www.diary.ru/~khr-fanf/p137177033.htm#more1- главы 5,6
www.diary.ru/~khr-fanf/p138213011.htm#more2 - глава 7
www.diary.ru/~khr-fanf/p138374009.htm - главы 8, 9
читать дальше***
Глава 10.
Вонгола пала.
А вместе с Вонгольским Орденом пал и Конклав, лишившись своего руководства.
Бьякуран довольно, сладко улыбнулся, глядя в окно. Вид теперь из его комнаты открывался ещё более потрясающий, чем прежде – вдали за просторами Священной Империи в серое небо взвивались бесчисленные чёрные змейки дыма от костров, костров, где горели маги, ведьмы, друиды и прочая нечисть с территорий Конклава. Бьякуран знал, что теперь, когда были до основания разрушены главные Башни Конклава, а Верховная Семёрка Вонгольского Ордена трусливо бежала с поля боя, теперь все выжившие маги совершенно растеряли остатки боевого духа и воли к сопротивлению, и их стало до скучного просто ловить. Окончательная победа казалась совсем-совсем близко.
- Знаешь, я даже удивился, что ваши силы так легко сдались, Мукуро-кун, - Джессо повернулся к дальнему углу комнаты, не прекращая улыбаться.
Там, невозмутимо разместившись на резном белом стуле, восседал синеволосый демон. Ошейник, цепь от которого тянулась к ближайшей стене, Мукуро носил с присущим ему изяществом, будто дорогое ожерелье. Демон был пленником Бьякурана и не мог применять никакой магии в пределах освящённых покоев Архиепископа, но держал себя с прежним игривым достоинством, будто эти обстоятельства его нисколько не стесняли. По тому, как непринуждённо он держится и как таинственно улыбается в лучших традициях демонологии, можно было подумать, что он здесь по собственной воле.
- О, ну, я ведь предупреждал, что юный Архимаг чересчур осторожен и труслив, чтобы ввязываться в открытую войну с тобой, - Мукуро закинул ногу на ногу и усмехнулся. – Но тебе стоит признать, Бьякуран-кун, что если бы Тсунаёши вовремя отреагировал на предупреждение того сумасшедшего эльфа, то эта твоя рискованная атака на главные Башни не прошла бы так гладко.
Архиепископ подошёл к своему пленнику и невесомо почти, собственнически коснулся ладонью его щеки. Демон дёрнулся непроизвольно, взгляд его как-то сразу стал злее, а улыбка – напряжённее. Он ненавидел, когда Бьякуран такими вот мимолётными жестами напоминал ему о его собственном позорном поражении, о том, как быстро он разгадал Вонгольского демона в своём новом помощнике Леонарде Липли.
- Да, ты совершенно прав, - Бьякуран вздохнул с притворным сожалением. – Если бы этот твой глупенький Тсунаёши-кун догадался, как и я, покопаться хоть немного в голове этого прелюбопытнейшего длинноволосого создания, то он обнаружил бы там много интересного и полезного, и ещё наверняка бы предотвратил такое быстрое и скучное поражение Вонгольского Ордена. Но я, как видишь, сделал верную ставку на то, что Свет не решится объединиться с Тьмой ради такого пустяка, как дать отпор Инквизиции. И теперь мир, очищенный, наконец-то, от богомерзких магов, сможет встать на Путь Истинный…
- Уж при мне-то можешь не изображать смиренного раба Божьего, - усмешка Мукуро вновь стала самодовольной и злорадной. – Кому как не мне, мой дорогой Бьякуран-кун, знать твои маленькие грязные секреты. А их набралось уже достаточно, мм... Чего стоит только твоя Шестёрка Погребальных Венков. Не зря же ты их не показываешь своим прихожанам да и вообще мирным обывателям. Эти поистине адские твари, которых ты сам создал, не имеют ничего общего с созданиями твоего Бога, верно? А этот твой рыжий Шоичи, он так мило и неуклюже пытается скрыть то, как применяет проклятую твоим Богом магию! Но ты смотришь на это сквозь пальцы, тебя забавляет наблюдать за нарушением всех этих якобы священных канонов, потому что ты и сам не без греха, только скрываешь свою магию гораздо искуснее. А тот милый мальчик с зелёными волосами и шрамами по всему телу? Не слишком ли часто он навещает кого-то там в тюрьме – ах прости, в исправительном монастыре строгого режима! А другой зеленоволосый – Кикё, кажется? Он же трахается – то есть, если беречь твои нежные ушки, «совокупляется» - с этим красным дьяволом, Закуро, и очень неумело пытается это скрыть. Такие близкие отношения между представителями одного пола запрещены в Священной Империи святыми канонами Церкви, разве нет? Или ты успел их поменять?
Архиепископ, всё это время слушавший демона с прежней сахарной улыбочкой, вдруг наклонился к нему совсем близко, опасно сверкнув лиловыми глазами:
- Если ты так настаиваешь, я могу поменять их специально для тебя, Лео-кун.
Уловив угрозу в его взгляде, Мукуро с подозрением прищурился и попытался отодвинуться подальше, но не успел. Изящные ладони молодого Инквизитора обхватили его лицо, притягивая поближе, и, прошептав издевательское почти «Именем Спасителя», Джессо поцеловал демона в лоб. На нежной коже сразу же остался ожог от его поцелуя. Мукуро зашипел, рванулся, натягивая цепь до предела, и только тогда Бьякуран его отпустил.
- Ты такой забавный, Мукуро-кун. Ты не молишься даже для вида, потому что справедливо опасаешься кары Божьей, боишься прикосновений креста, потому что крест оставляет на тебе незаживающие ожоги, ожоги оставляют на тебе и любые прикосновения, если они совершены с именем Спасителя на устах. И при этом ты по-прежнему не веришь ни в Бога, ни в силу Церкви, считая всё это детскими фокусами наподобие тех, что вытворял ты сам ещё до первой своей смерти.
Мукуро молчал, буравя Бьякурана тяжёлым и полным бессильной ярости взглядом. Лоб у него всё ещё дымился, ожог в виде отпечатка губ Архиепископа вызывающе краснел на белой коже – хотя в отличие от ожогов от соприкосновений с крестом подобный пустяк не оставит даже шрама после – а дыхание было сбивчивым и сиплым. Самодовольно рассмеявшись, Архиепископ ласково потрепал демона по голове и вновь отвернулся к окну, созерцая тонущие в чёрном дыму кострищ снежинки.
Он уже и надеялся на продолжение их дискуссии, когда Мукуро вдруг выдал тихим уверенным голосом, в котором вновь слышалась прежняя игривая насмешливость:
- Я верю в Бога, Бькуран. В какого угодно Бога, кроме твоего.
***
Скуало тихо выругался по привычке, в очередной раз проснувшись на рассвете от дикого холода. В помещении Инквизиторской тюрьмы холодно было вообще всегда, а зима снаружи только со свойственным ей злорадством добавляла холоду совсем уж невообразимые оттенки.
Вслед за холодом, как обычно, пришла боль. Тупая боль стучала в висках, а острая, сжигающая изнутри и делавшая некоторые моменты существования похожими на Ад кромешный – в руке. Правую руку до локтя оторвало вместе с мечом тем взрывом в Башне, и теперь вместо неё издевательски торчал лишь жалкий окровавленный обрубок. Никаких обезболивающих эльфу, разумеется, не полагалось, вся его исцеляющая и заживляющая магия была абсолютно бесполезна на территории тюрьмы (включая и то последнее заклинание, которое оставалось у эльфа в запасе), так что руку ему только кое-как перевязали во избежание смерти от кровопотери, но вот с болью приходилось если не смириться, то постепенно свыкнуться.
Сейчас, по прошествии полутора недель, и правда, было уже значительно лучше в сравнении с тем состоянием, в котором мечник пребывал в первый день своего плена здесь. Он тогда впервые очнулся после памятного взрыва и поначалу долго не мог понять, где находится. Собственно, понять он не мог вообще ничего – пока он был без сознания, Инквизиция как следует покопалась в его памяти, выуживая нужные им сведения. А ведь даже в Конклаве магия управления чужим разумом была запрещена из-за того, что такое вмешательство в чужое сознание может понести за собой полную потерю рассудка. Скуало раньше много раз слышал о людях, совершивших самоубийство после того, как кто-то копался в их разумах. Последствия чужого, грубого вмешательства в его сознание не обошли стороной и мечника – после пробуждения у него, во-первых, страшно раскалывалась голова, и отголоски этой боли до сих пор создавали вкупе с оторванной рукой непередаваемую симфонию боли, а во-вторых, у него начисто отшибло память на какое-то время. Он помнил только то, что почему-то ни в коем случае не должен умирать. Наверное, только это и спасло его от самоубийства на первых порах, не дало сойти с ума и постепенно, по кусочкам восстановить утерянную память. Через несколько дней он восстановил память полностью, помнил уже и слова всех своих прежних заклинаний, таких бесполезных сейчас, и, что не удивительно, Занзаса он вспомнил даже раньше, чем собственное имя.
Существование теперь его определялось не временем и не событиями, поскольку в тюрьме практически ничего особенно не происходило, а ощущениями. В основном это было «холодно», «больно», «очень больно» и «тревожно». Последнее было вызвано мыслями в духе «А что, если они из моего сознания теперь знают самые слабые места Варии и Занзаса?»
Вообще-то, было ещё одно ощущение, странное, непривычное, оно случалось только раз в сутки и длилось только полчаса. Точно в определённое время дня всех заключённых выводили из камер и сгоняли в хорошо защищённый внутренний двор тюрьмы, где какой-нибудь священник, а то и сам Бьякуран, проповедовал пленникам мир и добро. Их уверяли, что в случае, если они искренне раскаются в своих грехах и присягнут на верность Архиепископу, то их освободят, сотрут им память и позволят работать на Церковь, искупляя свои прошлые прегрешения. А потом, дабы усилить эффект от проповедей, церковные иллюзионисты (смешно звучит – Церковь, использующая магию!) показывали каждому заключённому его личные слабости, по словам того же Бьякурана – «то, от чего они отказались, отказавшись от Истинного Света». Скуало в этих видениях видел то единственное, что любил всем сердцем каждый без исключения эльф: родные леса. Родина у каждого эльфа всегда занимало особое место в сердце, и даже отступники вроде Скуало не могли устоять перед её зовом. Ровно на полчаса в сутки он вновь оказывался в родном светлом лесу, где тёплый ласковый ветер ненавязчиво запутывался в его волосах и игриво пробегал по лицу, деревья радостно приветствовали его успокаивающим шелестом вечнозеленой листвы, а в душу неизменно закрадывалось небывалое ощущение покоя и гармонии с окружающим миром. Скуало мог бы попытаться отрицать это чувство совершеннейшего счастья, которое испытывал в этих проклятых везениях, но это было бы всё равно, что отрицать собственную эльфийскую сущность – глупо и бесполезно. Скуало дураком не был. Возвращение в родные края для него было подобно тому ощущению, как если бы проклятый демон вернулся бы в Рай, и, наверное, это сравнение было не так уж далеко от правды – как и вход в, собственно, Рай, вход в родные земли был мечнику давно заказан. Ни там, ни там не терпели отступников.
А потом, когда ему приходилось возвращаться в мир холода, Тьмы и нескончаемой боли, эльф иногда не мог сдержать слёз – настолько сильным в такие моменты было чувство тоски по утерянному и безысходности.
- С добрым утром, Скуало! – жизнерадостно раздалось из соседней камеры.
- Где ты тут «доброе» увидела, мелкая? – мрачно отозвался мечник, не оборачиваясь.
В соседней камере была заключена девочка-зооморф по имени Хаку, прирождённый анимаг, которую Инквизиция поймала, похоже, из чистого любопытства. Рыжеволосая, с чёрными кошачьими ушками и пушистым кошачьим хвостом – девчонка, похоже, не могла не вызвать в Инквизиторах очередной интерес к непознанному ещё ими миру магии. Эльф всё никак не мог взять в толк, зачем бы ещё она понадобилась Церкви, так как гораздо проще было отпустить её на волю, где она не принесла бы никакого вреда, чем пытаться добиться от неё хоть малейшего толка. Однако этот странный, никогда не унывающий ребёнок заметно скрашивал тусклые холодные дни заключения в этой убогой тюрьме, и Скуало, поначалу с присущей ему эльфийской гордыней относившейся к девочке-кошке с пренебрежением, приобрёл вскоре в её лице ещё одного друга.
- Опять не выспался, а? – ещё одним несомненным плюсом маленькой кошки было в том, что она быстро научилась не обижаться на его грубость.
- Не выспался, блядь, а кто в этом виноват? – эльф язвительно фыркнул. – Опять всю ночь болтала со своим этим зеленовлаской, мелочь ушастая!
- Его зовут Дейзи, - Хаку дёрнула ушками и гордо вскинула подбородок. – И он служит Бьякурану не по своей воле! Ему просто промыли мозги, а на самом деле он…
- Добрый и милый, да-да… - Скуало раздражённо отмахнулся от слишком наивной, по его мнению, девчонки. – Он Инквизитор, детка, а значит, только и мечтает, как бы сжечь тебя на костре подобно остальным магам!
Хаку обиженно замолкла и рассерженно засопела в углу своей камеры. Мечник краем сознания уловил несколько смущающую мысль о том, что ведь и ему самому неоднократно говорили нечто подобное про Занзаса, а ведь он до сих пор… В любом случае, эльф был слишком горд, чтобы извиняться. К счастью, Хаку всегда быстро отходила от обид, поскольку знала, что Скуало с его постоянными болями в голове и в руке иногда срывает злость совершенно без повода. Вскоре она уже снова сидела у решётки между их камерами, любопытно хлопая большими серыми глазами.
- Можно тебя спросить, что ты видишь? Ну, когда нам показывают всякие такие чудеса во время прогулки? – она с интересом дёрнула хвостом, чуть улыбаясь.
Скуало неопределённо хмыкнул. Он просто не знал, как словами передать то чувство благоговейного трепета и счастливого единства со всем миром, которое он испытывает во время этих пыток несбыточными иллюзиями.
- Я вижу дом, - ответил он коротко. – И Свет. Всё, как и говорил этот ублюдок Бьякуран.
- Это… больно? – Хаку задумчиво прижала ушки к голове – сама-то она наверняка не видела в этих видениях ничего болезненного, так как, судя по всему, и не отказывалась никогда от Света.
Мечник опустил голову на мгновение, словно справляясь с непосильной ношей.
- Да, - ответил он чуть слышно. – Больно.
- А почему ты тогда не… ну, знаешь, не поступаешь как все… эти?
Он знал, о чём она говорит. Странно, но настойчивая пропаганда Архиепископа вкупе с иллюзиями о счастливом забытье действовали вполне успешно. Многие заключённые быстро отказывались от всех своих прошлых грехов, связей и верований, лишь бы больше не мучиться муками совести. Они присягали Бьякурану на верность, и вскоре их забирали из «исправительного монастыря», как именовали тюрьму её содержатели. Очень скоро во всей огромной тюрьме осталось не больше пяти-шести заключённых, а в северном её крыле осталось и вовсе лишь двое пленников, Хаку и Скуало.
Хаку просто в силу юношеского максимализма не признавала такой возможности как «переход на сторону врага», да и куда бы её приняли в Церкви с её «богомерзкими» ушками и хвостом? А Скуало… Ну, а что он? Он и так подозревал, что Занзасу сообщили уже о его пленении, так что, если ему сообщат ещё и том, что его капитан вновь нарушил свою присягу и переметнулся к врагам… В общем, Скуало искренне полагал, что лучше хоть до конца жизни прогнивать в этой тюрьме, чем позволить такому случиться.
- А знаешь, мелкая… - сказал он через какое-то время молчания и ухмыльнулся. – Я скажу тебе, почему я не поступаю так, как все эти трусливые предатели. Потому что я, конечно, скучаю по Свету, но у меня нет ни малейшего желания туда возвращаться. Я сам выбрал свой путь, и ни о чём теперь не жалею. Потому что у меня есть такие воспоминания, рядом с которыми все эти видения кажутся мне только приятным сном.
- Расскажи! – у маленькой кошки даже глаза загорелись от предвкушения.
Эльф хмыкнул и категорично мотнул головой.
- Ну уж нет. Ты всё равно ничего не поймёшь, мелочь.
И добавил уже тише, закрывая глаза и погружаясь в воспоминания:
- Пусть память об этом останется только у нас… с ним.
Автор: Кsanira
Персонажи, пейринг: Вария, Вонгола, Мельфиоре, XS за основной, остальные пейринги фоном, присутствует ОЖП
Жанр: Jen, romance, darkfic, AU, fantasy
Рейтинг: R
Предупреждение: AU, возможны ООС, насилие, мат.
Саммари: Действие происходит в альтернативной Вселенной, где ещё не умерли магия и вера в неё. Вонгола – старший Орден Конклава Магов, отвечающий за благополучие простых смертных. На Вонголу тайно работает так называемый Тёмный Орден (или, как называют его посвящённые, Вария), состоящий из разнообразных приверженцев Тьмы, но всегда поддерживающий равновесие в мире. Однако однажды среди старейшего Ордена магов происходит внутренний раскол, Вария строит собственные планы… А ведь не за горами новая беда – к Конклаву давно подбираются силы Инквизиции…
Статус: Закончен
Размер: Макси (13 глав)
От автора: Первый раз пишу макси-фик. Первый раз совмещаю фандом с любимым книжным жанром. Короче, тапки лучше спрячьте, я нервное и неадекватное существо)
Дисклаймер:Персонажи не мои, моя только задумка и интерпретация их сущностей.
ссылки на предыдущие главыwww.diary.ru/~khr-fanf/p136789760.htm#more1 - глава 1
www.diary.ru/~khr-fanf/p136926992.htm#more1 - глава 2,3
www.diary.ru/~khr-fanf/p137048528.htm#more1 - глава 4
www.diary.ru/~khr-fanf/p137177033.htm#more1- главы 5,6
www.diary.ru/~khr-fanf/p138213011.htm#more2 - глава 7
www.diary.ru/~khr-fanf/p138374009.htm - главы 8, 9
читать дальше***
Глава 10.
Вонгола пала.
А вместе с Вонгольским Орденом пал и Конклав, лишившись своего руководства.
Бьякуран довольно, сладко улыбнулся, глядя в окно. Вид теперь из его комнаты открывался ещё более потрясающий, чем прежде – вдали за просторами Священной Империи в серое небо взвивались бесчисленные чёрные змейки дыма от костров, костров, где горели маги, ведьмы, друиды и прочая нечисть с территорий Конклава. Бьякуран знал, что теперь, когда были до основания разрушены главные Башни Конклава, а Верховная Семёрка Вонгольского Ордена трусливо бежала с поля боя, теперь все выжившие маги совершенно растеряли остатки боевого духа и воли к сопротивлению, и их стало до скучного просто ловить. Окончательная победа казалась совсем-совсем близко.
- Знаешь, я даже удивился, что ваши силы так легко сдались, Мукуро-кун, - Джессо повернулся к дальнему углу комнаты, не прекращая улыбаться.
Там, невозмутимо разместившись на резном белом стуле, восседал синеволосый демон. Ошейник, цепь от которого тянулась к ближайшей стене, Мукуро носил с присущим ему изяществом, будто дорогое ожерелье. Демон был пленником Бьякурана и не мог применять никакой магии в пределах освящённых покоев Архиепископа, но держал себя с прежним игривым достоинством, будто эти обстоятельства его нисколько не стесняли. По тому, как непринуждённо он держится и как таинственно улыбается в лучших традициях демонологии, можно было подумать, что он здесь по собственной воле.
- О, ну, я ведь предупреждал, что юный Архимаг чересчур осторожен и труслив, чтобы ввязываться в открытую войну с тобой, - Мукуро закинул ногу на ногу и усмехнулся. – Но тебе стоит признать, Бьякуран-кун, что если бы Тсунаёши вовремя отреагировал на предупреждение того сумасшедшего эльфа, то эта твоя рискованная атака на главные Башни не прошла бы так гладко.
Архиепископ подошёл к своему пленнику и невесомо почти, собственнически коснулся ладонью его щеки. Демон дёрнулся непроизвольно, взгляд его как-то сразу стал злее, а улыбка – напряжённее. Он ненавидел, когда Бьякуран такими вот мимолётными жестами напоминал ему о его собственном позорном поражении, о том, как быстро он разгадал Вонгольского демона в своём новом помощнике Леонарде Липли.
- Да, ты совершенно прав, - Бьякуран вздохнул с притворным сожалением. – Если бы этот твой глупенький Тсунаёши-кун догадался, как и я, покопаться хоть немного в голове этого прелюбопытнейшего длинноволосого создания, то он обнаружил бы там много интересного и полезного, и ещё наверняка бы предотвратил такое быстрое и скучное поражение Вонгольского Ордена. Но я, как видишь, сделал верную ставку на то, что Свет не решится объединиться с Тьмой ради такого пустяка, как дать отпор Инквизиции. И теперь мир, очищенный, наконец-то, от богомерзких магов, сможет встать на Путь Истинный…
- Уж при мне-то можешь не изображать смиренного раба Божьего, - усмешка Мукуро вновь стала самодовольной и злорадной. – Кому как не мне, мой дорогой Бьякуран-кун, знать твои маленькие грязные секреты. А их набралось уже достаточно, мм... Чего стоит только твоя Шестёрка Погребальных Венков. Не зря же ты их не показываешь своим прихожанам да и вообще мирным обывателям. Эти поистине адские твари, которых ты сам создал, не имеют ничего общего с созданиями твоего Бога, верно? А этот твой рыжий Шоичи, он так мило и неуклюже пытается скрыть то, как применяет проклятую твоим Богом магию! Но ты смотришь на это сквозь пальцы, тебя забавляет наблюдать за нарушением всех этих якобы священных канонов, потому что ты и сам не без греха, только скрываешь свою магию гораздо искуснее. А тот милый мальчик с зелёными волосами и шрамами по всему телу? Не слишком ли часто он навещает кого-то там в тюрьме – ах прости, в исправительном монастыре строгого режима! А другой зеленоволосый – Кикё, кажется? Он же трахается – то есть, если беречь твои нежные ушки, «совокупляется» - с этим красным дьяволом, Закуро, и очень неумело пытается это скрыть. Такие близкие отношения между представителями одного пола запрещены в Священной Империи святыми канонами Церкви, разве нет? Или ты успел их поменять?
Архиепископ, всё это время слушавший демона с прежней сахарной улыбочкой, вдруг наклонился к нему совсем близко, опасно сверкнув лиловыми глазами:
- Если ты так настаиваешь, я могу поменять их специально для тебя, Лео-кун.
Уловив угрозу в его взгляде, Мукуро с подозрением прищурился и попытался отодвинуться подальше, но не успел. Изящные ладони молодого Инквизитора обхватили его лицо, притягивая поближе, и, прошептав издевательское почти «Именем Спасителя», Джессо поцеловал демона в лоб. На нежной коже сразу же остался ожог от его поцелуя. Мукуро зашипел, рванулся, натягивая цепь до предела, и только тогда Бьякуран его отпустил.
- Ты такой забавный, Мукуро-кун. Ты не молишься даже для вида, потому что справедливо опасаешься кары Божьей, боишься прикосновений креста, потому что крест оставляет на тебе незаживающие ожоги, ожоги оставляют на тебе и любые прикосновения, если они совершены с именем Спасителя на устах. И при этом ты по-прежнему не веришь ни в Бога, ни в силу Церкви, считая всё это детскими фокусами наподобие тех, что вытворял ты сам ещё до первой своей смерти.
Мукуро молчал, буравя Бьякурана тяжёлым и полным бессильной ярости взглядом. Лоб у него всё ещё дымился, ожог в виде отпечатка губ Архиепископа вызывающе краснел на белой коже – хотя в отличие от ожогов от соприкосновений с крестом подобный пустяк не оставит даже шрама после – а дыхание было сбивчивым и сиплым. Самодовольно рассмеявшись, Архиепископ ласково потрепал демона по голове и вновь отвернулся к окну, созерцая тонущие в чёрном дыму кострищ снежинки.
Он уже и надеялся на продолжение их дискуссии, когда Мукуро вдруг выдал тихим уверенным голосом, в котором вновь слышалась прежняя игривая насмешливость:
- Я верю в Бога, Бькуран. В какого угодно Бога, кроме твоего.
***
Скуало тихо выругался по привычке, в очередной раз проснувшись на рассвете от дикого холода. В помещении Инквизиторской тюрьмы холодно было вообще всегда, а зима снаружи только со свойственным ей злорадством добавляла холоду совсем уж невообразимые оттенки.
Вслед за холодом, как обычно, пришла боль. Тупая боль стучала в висках, а острая, сжигающая изнутри и делавшая некоторые моменты существования похожими на Ад кромешный – в руке. Правую руку до локтя оторвало вместе с мечом тем взрывом в Башне, и теперь вместо неё издевательски торчал лишь жалкий окровавленный обрубок. Никаких обезболивающих эльфу, разумеется, не полагалось, вся его исцеляющая и заживляющая магия была абсолютно бесполезна на территории тюрьмы (включая и то последнее заклинание, которое оставалось у эльфа в запасе), так что руку ему только кое-как перевязали во избежание смерти от кровопотери, но вот с болью приходилось если не смириться, то постепенно свыкнуться.
Сейчас, по прошествии полутора недель, и правда, было уже значительно лучше в сравнении с тем состоянием, в котором мечник пребывал в первый день своего плена здесь. Он тогда впервые очнулся после памятного взрыва и поначалу долго не мог понять, где находится. Собственно, понять он не мог вообще ничего – пока он был без сознания, Инквизиция как следует покопалась в его памяти, выуживая нужные им сведения. А ведь даже в Конклаве магия управления чужим разумом была запрещена из-за того, что такое вмешательство в чужое сознание может понести за собой полную потерю рассудка. Скуало раньше много раз слышал о людях, совершивших самоубийство после того, как кто-то копался в их разумах. Последствия чужого, грубого вмешательства в его сознание не обошли стороной и мечника – после пробуждения у него, во-первых, страшно раскалывалась голова, и отголоски этой боли до сих пор создавали вкупе с оторванной рукой непередаваемую симфонию боли, а во-вторых, у него начисто отшибло память на какое-то время. Он помнил только то, что почему-то ни в коем случае не должен умирать. Наверное, только это и спасло его от самоубийства на первых порах, не дало сойти с ума и постепенно, по кусочкам восстановить утерянную память. Через несколько дней он восстановил память полностью, помнил уже и слова всех своих прежних заклинаний, таких бесполезных сейчас, и, что не удивительно, Занзаса он вспомнил даже раньше, чем собственное имя.
Существование теперь его определялось не временем и не событиями, поскольку в тюрьме практически ничего особенно не происходило, а ощущениями. В основном это было «холодно», «больно», «очень больно» и «тревожно». Последнее было вызвано мыслями в духе «А что, если они из моего сознания теперь знают самые слабые места Варии и Занзаса?»
Вообще-то, было ещё одно ощущение, странное, непривычное, оно случалось только раз в сутки и длилось только полчаса. Точно в определённое время дня всех заключённых выводили из камер и сгоняли в хорошо защищённый внутренний двор тюрьмы, где какой-нибудь священник, а то и сам Бьякуран, проповедовал пленникам мир и добро. Их уверяли, что в случае, если они искренне раскаются в своих грехах и присягнут на верность Архиепископу, то их освободят, сотрут им память и позволят работать на Церковь, искупляя свои прошлые прегрешения. А потом, дабы усилить эффект от проповедей, церковные иллюзионисты (смешно звучит – Церковь, использующая магию!) показывали каждому заключённому его личные слабости, по словам того же Бьякурана – «то, от чего они отказались, отказавшись от Истинного Света». Скуало в этих видениях видел то единственное, что любил всем сердцем каждый без исключения эльф: родные леса. Родина у каждого эльфа всегда занимало особое место в сердце, и даже отступники вроде Скуало не могли устоять перед её зовом. Ровно на полчаса в сутки он вновь оказывался в родном светлом лесу, где тёплый ласковый ветер ненавязчиво запутывался в его волосах и игриво пробегал по лицу, деревья радостно приветствовали его успокаивающим шелестом вечнозеленой листвы, а в душу неизменно закрадывалось небывалое ощущение покоя и гармонии с окружающим миром. Скуало мог бы попытаться отрицать это чувство совершеннейшего счастья, которое испытывал в этих проклятых везениях, но это было бы всё равно, что отрицать собственную эльфийскую сущность – глупо и бесполезно. Скуало дураком не был. Возвращение в родные края для него было подобно тому ощущению, как если бы проклятый демон вернулся бы в Рай, и, наверное, это сравнение было не так уж далеко от правды – как и вход в, собственно, Рай, вход в родные земли был мечнику давно заказан. Ни там, ни там не терпели отступников.
А потом, когда ему приходилось возвращаться в мир холода, Тьмы и нескончаемой боли, эльф иногда не мог сдержать слёз – настолько сильным в такие моменты было чувство тоски по утерянному и безысходности.
- С добрым утром, Скуало! – жизнерадостно раздалось из соседней камеры.
- Где ты тут «доброе» увидела, мелкая? – мрачно отозвался мечник, не оборачиваясь.
В соседней камере была заключена девочка-зооморф по имени Хаку, прирождённый анимаг, которую Инквизиция поймала, похоже, из чистого любопытства. Рыжеволосая, с чёрными кошачьими ушками и пушистым кошачьим хвостом – девчонка, похоже, не могла не вызвать в Инквизиторах очередной интерес к непознанному ещё ими миру магии. Эльф всё никак не мог взять в толк, зачем бы ещё она понадобилась Церкви, так как гораздо проще было отпустить её на волю, где она не принесла бы никакого вреда, чем пытаться добиться от неё хоть малейшего толка. Однако этот странный, никогда не унывающий ребёнок заметно скрашивал тусклые холодные дни заключения в этой убогой тюрьме, и Скуало, поначалу с присущей ему эльфийской гордыней относившейся к девочке-кошке с пренебрежением, приобрёл вскоре в её лице ещё одного друга.
- Опять не выспался, а? – ещё одним несомненным плюсом маленькой кошки было в том, что она быстро научилась не обижаться на его грубость.
- Не выспался, блядь, а кто в этом виноват? – эльф язвительно фыркнул. – Опять всю ночь болтала со своим этим зеленовлаской, мелочь ушастая!
- Его зовут Дейзи, - Хаку дёрнула ушками и гордо вскинула подбородок. – И он служит Бьякурану не по своей воле! Ему просто промыли мозги, а на самом деле он…
- Добрый и милый, да-да… - Скуало раздражённо отмахнулся от слишком наивной, по его мнению, девчонки. – Он Инквизитор, детка, а значит, только и мечтает, как бы сжечь тебя на костре подобно остальным магам!
Хаку обиженно замолкла и рассерженно засопела в углу своей камеры. Мечник краем сознания уловил несколько смущающую мысль о том, что ведь и ему самому неоднократно говорили нечто подобное про Занзаса, а ведь он до сих пор… В любом случае, эльф был слишком горд, чтобы извиняться. К счастью, Хаку всегда быстро отходила от обид, поскольку знала, что Скуало с его постоянными болями в голове и в руке иногда срывает злость совершенно без повода. Вскоре она уже снова сидела у решётки между их камерами, любопытно хлопая большими серыми глазами.
- Можно тебя спросить, что ты видишь? Ну, когда нам показывают всякие такие чудеса во время прогулки? – она с интересом дёрнула хвостом, чуть улыбаясь.
Скуало неопределённо хмыкнул. Он просто не знал, как словами передать то чувство благоговейного трепета и счастливого единства со всем миром, которое он испытывает во время этих пыток несбыточными иллюзиями.
- Я вижу дом, - ответил он коротко. – И Свет. Всё, как и говорил этот ублюдок Бьякуран.
- Это… больно? – Хаку задумчиво прижала ушки к голове – сама-то она наверняка не видела в этих видениях ничего болезненного, так как, судя по всему, и не отказывалась никогда от Света.
Мечник опустил голову на мгновение, словно справляясь с непосильной ношей.
- Да, - ответил он чуть слышно. – Больно.
- А почему ты тогда не… ну, знаешь, не поступаешь как все… эти?
Он знал, о чём она говорит. Странно, но настойчивая пропаганда Архиепископа вкупе с иллюзиями о счастливом забытье действовали вполне успешно. Многие заключённые быстро отказывались от всех своих прошлых грехов, связей и верований, лишь бы больше не мучиться муками совести. Они присягали Бьякурану на верность, и вскоре их забирали из «исправительного монастыря», как именовали тюрьму её содержатели. Очень скоро во всей огромной тюрьме осталось не больше пяти-шести заключённых, а в северном её крыле осталось и вовсе лишь двое пленников, Хаку и Скуало.
Хаку просто в силу юношеского максимализма не признавала такой возможности как «переход на сторону врага», да и куда бы её приняли в Церкви с её «богомерзкими» ушками и хвостом? А Скуало… Ну, а что он? Он и так подозревал, что Занзасу сообщили уже о его пленении, так что, если ему сообщат ещё и том, что его капитан вновь нарушил свою присягу и переметнулся к врагам… В общем, Скуало искренне полагал, что лучше хоть до конца жизни прогнивать в этой тюрьме, чем позволить такому случиться.
- А знаешь, мелкая… - сказал он через какое-то время молчания и ухмыльнулся. – Я скажу тебе, почему я не поступаю так, как все эти трусливые предатели. Потому что я, конечно, скучаю по Свету, но у меня нет ни малейшего желания туда возвращаться. Я сам выбрал свой путь, и ни о чём теперь не жалею. Потому что у меня есть такие воспоминания, рядом с которыми все эти видения кажутся мне только приятным сном.
- Расскажи! – у маленькой кошки даже глаза загорелись от предвкушения.
Эльф хмыкнул и категорично мотнул головой.
- Ну уж нет. Ты всё равно ничего не поймёшь, мелочь.
И добавил уже тише, закрывая глаза и погружаясь в воспоминания:
- Пусть память об этом останется только у нас… с ним.
-
-
18.12.2010 в 00:42уруруру