Один на двоих

[Arisu Aiko]

Название: Один на двоих
Автор: Arisu Aiko
Бета: Мюнх
Фендом: Kateikyoshi Hitman Reborn!
Пейринг: Мукуро/Тсуна/Хибари
Рейтинг: PG-13
От автора: началось писаться еще год назад серьезно, я жуткий тормоз по вот такой заявке:
Мукуро/Тсуна/Хибари. Рейтинг до PG-15, романс, можно флафф. Пожелание заказчика: один на двоих.
к этой картинке извиняюсь, что ссылкой, у меня глючит Опера и не грузит ничего
П.С: Автор не уверен, что выполнил пожелание заказчика "один на двоих", потому что когда автор сел писать это, у него не было возможности посмотреть заявку, у него была только картинка. А потом, когда появился Интернет, автор решил ничего не переделывать.

В последние моменты Савада понял, что пропускает очень много в своей жизни, или же это время стало течь быстрее. В любом случае он не успел понять, когда в его личную жизнь так нагло вторгся Рокудо Мукуро. Вроде бы началось все просто. Он, Гокудера и Ямамото шли к нему домой, чтобы подготовиться к предстоящей контрольной, и тут, внезапно возникший иллюзионист выразил желание пойти с ними. Понятное дело, что Тсуна, нервно начав заикаться, все же дал согласие на то, чтобы Мукуро тоже пошел к нему домой. Естественно, что весь путь оглашалась громкими воплями Гокудеры и попытками взорвать Рокудо, а Ямамото лишь смеялся и сдерживал вспыльчивого друга. А Тсуна шел рядом с Мукуро и чувствовал на себе пристальный взгляд Хранителя Тумана. Тот просто молчал и не желал объяснять мотивы своих поступков. Так они и шли до дома Савады.
А там он и думать забыл про Мукуро: подготовка к контрольной забрала последние силы. Даже его назойливый взгляд перестал ощущать. Вспомнил только, когда друзья стали прощаться, а Гокудера спросил, будет ли этот чертов иллюзионист и дальше тут торчать или все же покинет спальню Десятого и даст ему отдохнуть. В ответ на это Рокудо лишь слегка улыбнулся и, отвернувшись, стал демонстративно смотреть в окно, давая понять, что не собирается общаться с всякими там Хранителями Урагана. Хаято хотел устроить разборки, но Ямамото вовремя сгреб его в охапку и, пожелав Саваде спокойной ночи, утащил своего друга из дома Тсуны.
А хозяин дома не мог понять, что ему делать. Не выгонять же иллюзиониста силой? Но и оставаться с ним наедине не хотелось. Тишина стала слишком вязкой, слишком ощутимой и слишком напряженной. Только Савада хотел спросить, а не стряслось ли чего-нибудь, как Мукуро резко встал и, опустившись на колени легонько коснулся губами руки Десятого и покинул комнату Тсунаеши. А тот еще долго стоял и глядел в темный квадрат окна, сам того не замечая, легонько поглаживая место поцелуя.
С того момента в его жизни появился Рокудо Мукуро. Да, именно так, именно с этого невесомого, легко прикосновения губ к руке.
Встречи были частыми, долгими, наполненные какой-то необъяснимой нежностью со стороны Мукуро. Прогулки в парке, поцелуи, такие осторожные и неловкие сначала, кафе-кино, кино-кафе.… А потом понеслось и завертелось так, что уже и не распутать было, да никто и не хотел. В быстром вихре жарких поцелуев, горячих и таких необходимых прикосновений и теплых, нежных снов, когда засыпаешь рядом с дорогим тебе человеком, пронеслось без малого полгода.
Потом Рокудо стал исчезать. Как будто сам был иллюзией, плохой, некачественной, не способной служить долго своему господину. А Тсуна уже полноправно считал себя хозяином этого дурацкого видения. И сам не осознавал, что привязался так сильно, что уже и не выбраться. И каждый раз, когда иллюзионист появлялся, снова такой родной и нежный, все отчаянье и одиночество куда-то уходили, оставляя место счастью.
Мукуро появлялся строго по расписанию, раз в неделю, объяснять что-либо Саваде не собирался, и тому оставалось лишь привыкнуть. Если на первых порах, он ходил весь на себя не похожий и постоянно злился, то сейчас, смирившись с неизбежным, снова стал самим собой. Веселым, застенчивым школьником-неудачником, словно и не было ничего.
А потом в его жизни появился еще один человек. Тсуна сам решил сделать первый шаг на встречу Хибари Кеи, даже видя, что тот не изъявляет желание общаться. И самое странное, что инициатором этих странных и запутанных отношений стал сам Кея.
Хибари в отличие от Мукуро никуда не исчезал, всегда был рядом, зато и поведение у него было абсолютно другое. Грубое, жесткое. Хибари был словно огонь, сжигал дотла все чувства и, оставлял приятную опустошенность. Зато Мукуро доверху наполнял его эмоциями, которые потом можно было отдать Хибари, которые.… Такой вот замкнутый круг. Савада не знал, догадывается ли иллюзионист о его отношениях с Хибари или нет, наверное, все же знал. Но ничего не говорил ему и делал вид, что не замечает слишком частых упоминаний о Хибари и порой слишком мечтательных взглядов в никуда. За что Савада Тсунаеши был ему безумно благодарен.
Но долго так продолжаться не могло, рано или поздно наступила бы точка распада, и момент, когда мир перевернулся с ног на голову, все же пришел.
Еще вчера они с Хибари договорились о совместной прогулке, но сегодня Кея отловил его по дороге в класс и сказал, чтобы тот после уроков подождал его у кабинета Дисциплинарного комитета. Тсуне ничего не оставалось, как придти, так как любой невыполненный приказ мог с легкостью караться пинком под зад. Решив не топтаться у двери кабинета, Савада отошел подальше. Там он прислонился к стене, вытащил из сумки книгу, которую им задали прочесть к следующей неделе. Парень кинул мимолетный взгляд в окно – солнце спряталось за тучку. Завтра мог пойти дождь, Тсуна недовольно нахмурился и опустил глаза в книгу. Но ему не дали дочитать даже первую страницу, в конце коридора послышался грохот закрываемой двери.
Из кабинета вышел Хибари, вид у него был рассерженный и недовольный. Но по мере приближения к Саваде его лицо приобретало все более и более мягкое выражение.
- Привет, Тсу-кун. – Тсуну будто током парализовало. Этот голос он хотел сейчас услышать меньше всего на свете. Исчезает не вовремя, появляется некстати, что ж ты так, Мукуро-кун? Хибари не застыл от удивления на полпути, не кинулся прочь от Савады, нет, он спокойно подошел к нему и Мукуро, и просто стал смотреть на них, ожидая развития событий. Единственное, что выдавало его гнев, так это его глаза: за последний год Кея научился более-менее держать себя в руках и не бросаться на всех, кто покусился на что-то ценное для Главы Дисциплинарного Комитета. Однако столько ненависти было в этом взгляде, кинутом на иллюзиониста, что парня поразило, как это Рокудо не упал замертво. Но Мукуро словно и не замечал Хибари, он мило улыбнулся Тсуне и задал вопрос, который тот вообще не ожидал услышать:
-Тсу-кун, пошли сегодня погуляем? – Савада почувствовал, что еще один вопрос подобного рода, и у него начнется нервный тик. Парень все никак не решался посмотреть на Хибари, в такой момент надо было быть как минимум камикадзе, однако Тсуна храбростью не блистал. Он оказался зажатым между двумя парнями, отступать можно было, разве что прыжком в окно. И если молчание затянется еще на чуть-чуть, то все это грозило вылиться в приличную драку. И не факт, что он останется во время этого конфликта целым и невредимым.
Ловко извернувшись, Савада выскользнул из-под двух огней и теперь стоял напротив них. Задумчиво взглянув в окно, Тсуна сказал первое, что пришло в голову:
- А пошлите все вместе в парк. – И тут же прикусил язык, печальной птицей в голове пронеслась мысль: «Что же я наделал?». Однако реакция была совсем не такая, как ожидал Савада. Мукуро все так же стоял и улыбался, только сейчас его улыбка стала еще шире. Хибари лишь презрительно сузил глаза и, развернувшись в сторону кабинета школьного комитета, оборонил:
- В шесть вечера у лавочки возле фонтана. – И ушел. Не успел Тсуна опомниться, как ушел и Рокудо, напоследок слегка коснувшись своими губами его.
***
И вот Тсуна стоит у ворот парка и нервно теребит галстук школьной формы. Домой он не заходил, вместо этого наворачивая круги по торговому центру. Он мог бы остаться и в школе, но вероятность натолкнуться там, на Кею или же на Мукуро. Какая из этих встреч претила ему больше всего, он не знал, наверное, сейчас Тсуна больше всего хотел пойти домой, лечь спать и проснуться, не зная ничего о своих отношениях с этими двумя.
Войти в парк он не решался, скорее всего, иллюзионист и Глава Дисциплинарного Комитета затеют драку и их придется разнимать. Нет, Тсуна может приказать им обоим, как их Босс, и они подчинятся, но ничего хорошего Савада в этом не видит. А еще может случиться и такое, что Мукуро, например, может просто уйти. Уйти из его, Савады, жизни. Ведь он же никогда не спрашивал иллюзиониста о его чувствах. Может хитрому Рокудо отношения с ним нужны были по каким-то личным соображениям, которые он уже воплотил в жизнь? Пожалуй, такого развития событий Тсуна боялся куда больше, чем драки и последующего выяснения отношений. И выбирать он тоже боялся.
Савада еще минут пятнадцать помялся у ворот, вытер вспотевшие ладони о брюки и, стараясь выглядеть непринужденно, решительно двинулся вглубь парка, по направлению к фонтану.
***
Тсуна нервно смотрит на часы и ходит кругами вокруг фонтана, все мамочки уже подозрительно на него косятся и стараются увести своих чад подальше от него. Но Саваду это мало волнует, более того, он вообще ничего не замечает вокруг. В его голове истерично бьется одна мысль: «А вдруг они специально сказали мне приходить в парк, а сами встретились где-нибудь, чтобы устроить драку, и убили друг друга, а теперь лежат где-нибудь мертвые?».
Наконец, ему надоело наматывать круги вокруг фонтана и он присел на лавочку, решив не накручивать себя лишний раз, даже, несмотря на то, что телефон у Хибари был недоступен. Савада открыл книгу и углубился в чтение… Спустя полчаса он уже мирно посапывал, сидя на лавочке и прижимая к груди книгу. Она была жутко интересная.
***
- Хибари-кууун… - Мукуро насмешливо тянет букву «у», однако, заметив совсем не радостное выражение на лице Кеи, перестает раздражать его. – Ты же умненький мальчик и понимаешь, зачем мы встретились здесь и почему причина наших споров сейчас нервно носится по парку с мыслями о том, что мы лежим где-то, дохлые, свесив языки набок? И ты, наверное, так же как и я не испытываешь никакого желания выпустить мне кишки здесь и сейчас только из-за нашего драгоценного Босса? Все-таки мы можем найти повод и место достойнее этого. – Мукуро обводит широким жестом двор школы, где они сейчас стоят. В его голосе явственно слышится несказанная им вслух фраза: «Ты так же понимаешь, что Савада Тсунаёши полностью принадлежит мне, а не тебе?».
Хибари лишь презрительно фыркает в ответ на всю тираду иллюзиониста и неохотно, словно уговаривая самого себя произносить каждое слово, говорит:
- Ты… не заслуживаешь чего-то более достойного, чем пыльный школьный двор. Я мог бы убить тебя прямо сейчас… травоядное. Однако, ты прав, этот неудачник… - На этом слове Кея снова фыркает, однако не так презрительно. – Савада Тсунаеши не заслуживает того, чтобы мы скрещивали свое оружие сейчас. Он скоро освободится от твоего… влияния и вряд ли будет бегать за тобой, как собачка. – Хибари презрительно кривит губы.
- Значит, ты знаешь или, по крайней мере, догадываешься, что мне все еще по-прежнему нужно тело Савады? Но ведь и ты не так прост, ты не стал бы сближаться с… как ты сказал? С «неудачником» Тсуной просто так. Я не прав? – Мукуро ухмыляется, пытаясь увидеть хоть одну эмоцию на лице Хибари, однако лицо у Кеи остается непроницаемым. – Тогда я предлагаю заключить тебе некую… сделку….
- Я не буду заключать никаких сделок и договоров с тобой, иллюзионист.
Мукуро улыбается, словно он предвидел такой отказ:
- Тогда может, посоревнуемся? Кто первым полностью сделает Саваду своим, нэ? Две недели, как тебе? Каждому по неделе на попытку.
Кея пристально смотрит на Рокудо Мукуро, словно хочет за приятной улыбкой увидеть истинные мотивы, а затем слегка кивает головой и произносит, уже отвернувшись:
- Согласен… травоядное.
***
Тсуне снится, что он стоит в темной комнате и кто-то невидимый и жуткий смотрит-смотрит-смотрит на него, а потом тянет свои руки к нему, чтобы схватить…
Савада распахивает глаза и судорожно хватает ртом воздух. Над ним, наклонившись и держа за плечо, стоит Кея, вглядываясь в его лицо, как всегда с непонятным выражением. Тсуна уже готов бежать куда-то, чтобы спасать Мукуро, если Хибари скажет сейчас, что они действительно дрались. И только он хочет задать этот жуткий вопрос, как рядом слышится знакомый голос:
- Тсууу-куун!!! – Тсуна поворачивается и видит радостно улыбающегося Мукуро, который машет ему рукой и двигается сквозь толпу к ним. «Значит, они не дрались, но точно разговаривали обо мне…». Додумать мысль он не успевает, Рокудо уже подошел к ним и теперь радостно тормошит его, что-то рассказывая, садится рядом с ними.
Савада сидит на лавочке, зажатый между Хранителем Тумана и Хранителем Облака, косится глазами на зевающего Кею, слушает вполуха болтовню Мукуро и почему-то ощущает себя овечкой, которую ведут к алтарю.

@темы: PG-13 (-15), Fanfiction-Art Fest, Яой

---

[Rai Mao Ren]

Название: «Fuego negro»
Автор:  Rai Mao Ren
Фэндом: KHR!
Дисклеймер: отрекаюсь
Рейтинг: G
Пейринг: Марлон Каваллоне / Пилар Вивес
Жанр: Виньетка, Джен, Plot bunny, ОС
Размер: Драббл
Предупреждения: ОС, авторский стиль
От автора: рейна (исп.) - переводится как "королева" и означает искреннее восхищение тем, к кому обращаются.
Fuego negro(исп.) - Черный огонь
Музыка: Filipa Giordano - Habanera - From The Opera 'Carmen'

читать

Нескрываемое перешептывание волнами прибоя пробегает по обширному залу, стоит этой паре появиться в высоких дверях.

«– Вы только посмотрите… »

Высокий молодой мужчина в дорогом черном смокинге вежливо улыбается распорядителю, и, слегка кивнув, проходит в зал вместе со своей спутницей.

«…– Mamma mia! Кто этот красавец? – Восхищенный вздох, прикрытый бокалом пузырящегося шампанского.
– Ох, это Марлон – старший сын Каваллоне Дечимо… – Заговорщицкий шепот, не скрывая игриво-оценивающего взгляда в другой конец зала»

Невысокая девушка, в изысканно облегающем под самое горло черном платье, идет по правую руку от своего кавалера – при каждом шаге чуть покачиваются крутые кудри, обрамляющие точеное лицо.

«…– Ты только посмотри на нее.
– И как, интересно, она заарканила этого жеребца? – Пренебрежительным тоном, переходящим в томно-завистливый»

Короткие солнечно-золотистые вихры чуть прикрывают черную дужку очков; за тонким стеклом – ироничные льдисто-голубые глаза. Чуть наклоняя голову в молчаливом приветствии, он изредка переговаривается со спутницей.

«…– Андалузская чертовка уж третий раз с одним кавалером, – нотка сожаления в суховатом теноре.
– Даже не знаю, поздравить Каваллоне или посочувствовать, – двусмысленный смешок собеседника в ответ»

Дымчато-черный макияж вдоль ресниц оттеняет туманный блеск прюнелевых глаз, а пепельно-русые завитушки волос – теплый оливковый оттенок кожи. В беспечном взгляде полыхают вызов и насмешка. Она знакомится, подмечает, оценивает, уничтожает и возносит одним взглядом вскользь, грациозно проплывая мимо.

Легким движением она небрежно поправляет складку на платье – изящная ладонь, наполовину скрытая длинным узким рукавом, скользит вдоль округлого бедра.

– Наслаждаешься? – слегка кивнув очередному знакомому, интересуется ее спутник.

– Ты же знаешь, мне нравится дразнить, – игривый взгляд из-под ресниц.

– Лучше всех, – двусмысленно, и с легкой ухмылкой.

Несколько шагов ближе – бедром к бедру – и наигранно-пылкий шепот:

– Ну же, доктор Каваллоне, не будьте так удручающе скучны!..

Неожиданно остановившись, он поворачивается лицом к ней и поднимает руку поправить алую гвоздику в коротких волосах – она ощущает щекой тепло ладони, не коснувшейся ее кожи, и дрожь пробегает по спине, скрытой полупрозрачным ажуром. Дикая кошка с полыхающим взглядом: свободная, непредсказуемая, мстительная, игривая, часто лживая, жестокая, а сейчас, на секунду – удивленная.

– Как пожелаете, рэйна Вивес, – хитрая усмешка и искрящие решимостью глаза поверх тонкой оправы – приглашая.

Чуть приоткрытые коралловые губы, растянувшиеся в улыбке, и идеальной формы густая бровь, изогнувшаяся в ответ – следуя за ним.

@темы: Джен, G (PG), Свой персонаж

---

[Road of Sin]

Автор:  Road of Sin
Название: Caramelle
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn
Пейринг: 1827, G27
Рейтинг: PG-13
Жанры: романтика, приключения, AU
Размер: миди
Статус: в процессе
Дисклеймер: от героев отрекаюсь - не мои
От автора: вообще-то это первое мое по Реборну, простите, если что

Пролог и глава 1

Caramelle

Но небо нас не слышит, небо нам не внемлет

Пролог.

Он шел по ночному городу. Яркие вывески сменяли друг друга. Красные, синие, зеленые. Казино, магазины, обычные жилые дома, отели. Его это мало впечатляло. Да что там, он даже не знал, как называется город. Может, Париж. Или Нью-Йорк. Вообще, это было не так важно, ведь его не волновало ничего, кроме родной Италии.
Молодой человек остановился у ювелирного магазина и пристально вгляделся в собственное лицо, отражающееся в зеркальной поверхности витрины. Он был красив. Его волосы имели редкий золотистый цвет, а глаза были поразительно глубокими – небесно-голубыми, опушенными длинными ресницами. Но одновременно с этим в его облике проскальзывало что-то неземное. Он был одет в простые черные джинсы и белую футболку с флагом Америки. Никакого черного делового костюма в мелкую серую полоску и уж тем более длинного плаща, как, казалось, должно было быть.
Одежда была чужой. Он сам был чужим здесь.
Когда виски пронзила резкая боль, мужчина почти не удивился – лишь уперся ладонью в грубую кирпичную стену, стремясь удержать равновесие. Получилось плохо. Он со стоном осел на землю, благодаря бога, что улица была пуста. За исключением странной девушки с розовыми волосами, которая была увлечена собой и не заметила его. На краю сознания он услышал тихий голос, шептавший, что ему надо потерпеть еще немного.

Тсуна открыл глаза и сел в постели. Сердце выбивало бешеный ритм, словно стремясь вырваться из грудной клетки. Он не помнил своего сна, как впрочем и многих до него.
Реборн тихо сопел в натянутом гамаке и чему-то улыбался. Савада передернулся, предвидя очередную тренировку с замашками садизма. Будильник на прикроватной тумбочке показывал пол пятого утра. Поняв, что больше заснуть не удастся, подросток тихо поднялся и побрел в ванную, провожаемый обеспокоенным взглядом проснувшегося репетитора.
Тсуна пробыл в душе около часа и вышел уже одетым. Тепло улыбнулся матери, готовившей завтрак на кухне и, выпив стакан молока, решил прогуляться.
Улица встретила его приятной, отрезвляющей прохладой и легкой влагой, оставшейся после ночного дождя. Савада прислонился спиной к калитке и несколько минут просто молча наслаждался тишиной. Потом он оттолкнулся от ограждения плавным движением, которое много раз видел в фильмах про крутых парней. Получилось почти похоже – было бы лучше, не зацепись он рубашкой за какой-то гвоздь. Тсуна тихо рассмеялся своей неуклюжести и вернулся в дом. Мать уже накрыла на стол и с привычной мягкой улыбкой встречала пробуждавшуюся семью.
— Тсу-кун, — повернулась она к нему, — Что ты хочешь: блинчики или омлет?
В ответ мальчик покачал головой:
— Спасибо. Я не голоден. Пойду, переоденусь.
Савада уже был на середине лестницы, как его остановил голос репетитора.
— Тсуна.
Вонгола остановился лишь на долю секунды, после чего продолжил подниматься.
Реборн понял без слов. И, пожав плечами, продолжил поглощать пищу.

— Джотто, — голос довольно тихий, но все равно режет по ушам. — Проснись, Джотто.
Мужчина приоткрыл глаза и посмотрел на будившего. Это был человек примерно его возраста, может, чуть старше, с красновато-рыжими волосами до плеч. Глаза у него были карими, но такого удивительного оттенка этого цвета «Джотто» никогда не видел.
— Как, прости, ты меня назвал?
— Джотто. — С готовностью ответил незнакомец. — А я Джи. Не помнишь?
— Честно говоря – нет.
— Не страшно. Все хорошо. Ты обязательно все вспомнишь. — Мужчина говорил так вдохновлено и с такой уверенностью, что блондин невольно ему поверил. ─ Давай я расскажу тебе про Вонголу, хочешь?
— Э, ладно, но начни с того, что такое эта твоя «Вонгола».
— Ну, во-первых, она не моя, а твоя…

— Тсуна! Вставай!
— Джудайме! Пожалуйста, проснитесь.
— Савада! Экстримально поднимайся!
Десятый Вонгола подскочил на кровати и непонимающе посмотрел на трех своих хранителей.
— В чем дело? — потирая глаза, спросил он, сев в кровати; спал он почему-то полностью одетым.
— Твоя мама сказала, что ты сегодня очень рано проснулся и… — Ямамото не успел договорить фразу, как Гокудера уже подлетел к своему обожаемому боссу.
— Джудайме, скажите, вас что-то беспокоит? В последнее время вы очень плохо спите.
— Нет, все в порядке, Гокудера-кун. Меня ничто не беспокоит. — Тепло улыбнулся Тсуна.
— Это хорошо, — тихо рассмеялся Такеши. — Потому что мы уже немного опаздываем в школу.
Савада как ошпаренный соскочил с кровати и принялся рыскать по комнате в поисках сумки с учебниками.
— Экстримально побежим! — проорал Рехей, спустя пару секунд, и, схватив босса за руку, помчался в сторону школы.
Притормозил Сасагава только когда увидел свою сестру. Тсуна в то же мгновение покраснел от нелепости ситуации, опустил голову и начал что-то невнятно бормотать.
— Доброе утро, Тсуна-кун, братик, — привычно поздоровалась девушка. — Скорее, мы, кажется, опаздываем. Тсуна-кун, мы с Хару сегодня идем в парк. Может, ты и ребята составите нам компанию?
— К-к-конечно, Киоко-тян. — Еще сильнее покраснел Савада и обернулся на подоспевших Ямамото и Гокудеру. — Правда, ребята?
Получив в ответ два утвердительных кивка, Вонгола расслабился и вслушался в непринужденную болтовню своего хранителя Урагана.
За разговором они незаметно подошли к школе. Пустой двор ненавязчиво сообщил, что звонок уже прозвенел и урок идет, если не давно, то уж несколько минут точно.
Больше всего молодой босс Вонголы сейчас боялся столкнуться с грозой и ужасом всей Намимори, Хибари Кеей. Который, свято следуя закону подлости, в традициях лучших голливудских фильмов, оттолкнулся от дерева одним эффектным и грациозным движением и начал медленно приближаться к опоздавшим.
— Травоядные. — Четко расставил он приоритеты. — Еще раз опоздаете — камикорос, ясно? По классам живо. — И с этими словами глава Дисциплинарного Комитета ушел, даже не достав тонфа.
— Может, он заболел? — прошептала Киоко.
— Или влюбился! Экстримально влюбился! — предположил Рехей настолько громко, что ни о какой деликатности речи не шло.
Парни переглянулись и рассмеялись. Скоро во всеобщее веселье втянулась и девушка. Только переодетый в канарейку Реборн хмурился и молчал, сидя на дереве. Он-то знал, насколько был прав обычно далекий от любых истин боксер.

Глава 1.

Душу богу не отдал, и вам не отдам

Джотто проснулся в незнакомой комнате. Через раскрытые шторы в огромное окно проникали настырные лучи солнца. Мужчина поморщился и попытался перевернуться на другой бок. В ответ на движение голова взорвалась болью, и блондин с хриплым стоном откинулся на подушки. Попытавшись сосредоточиться на том, где находится, он снова испытал острую боль и решил, что лучше не думать об этом до поры.
Дверь приоткрылась с легким скрипом, в проеме показался рыжеволосый мужчина, кажется, Джотто знал его.
– Джи? – шепнул он одними губами, боясь ошибиться и выставить себя полнейшим идиотом.
Мужчина с готовностью кивнул, и его волосы от резкого движения упали на глаза.
– Джотто, – мягко, словно говоря с маленьким ребенком, начал он. – Ты помнишь, что я тебе вчера рассказывал?
– Про моллюска?
– Про Вонголу, босс. Так ты помнишь или нет?
Блондин сдвинул брови, закусил губу и после минутного молчания неуверенно ответил:
– Помню.
– Я говорил про Алауди…
Джотто поспешно кивнул.
– Помню.
Джи облегченно вздохнул и улыбнулся. Его лицо преобразилось – черты стали чуть менее резкими, морщинки в уголках губ разгладились, а глаза потеплели. Джотто вздрогнул – он помнил этого человека.
Джи тем временем продолжал говорить что-то, но слова были несущественны. Особенно в тот момент, когда дверь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату вошел мужчина с платиновыми волосами и поразительным фиалковым оттенком глаз. Он был в длинном прямом плаще, несмотря на майскую жару; а своей аристократической бледностью чем-то напомнил Джотто вампира. Мужчина крутил на указательном пальце наручники и хмуро смотрел исподлобья.
– Алауди! – широко улыбнулся босс.
– Алауди! – громко возмутилась его Правая рука.
Первый хранитель Облака молчал и просто смотрел в глаза Джотто.
Первый Вонгола невольно ежился под этим взглядом, продолжая при этом беззаботно улыбаться.
За дверью что-то громыхнуло, и Джотто испуганно подскочил на кровати. В комнату протиснулся мальчишка лет пятнадцати, потирая ушибленную голову и стряхивая с одежды пыль
– Лампо? – вопросительно приподнял бровь Джи.
Босс придвинулся ближе к подростку, не желая пропускать объяснения. Даже Алауди слегка склонил голову набок, оставаясь при этом невозмутимо спокойным.
– Я слегка не поладил с новым кольцом… – спустя минуту томительного молчания сообщил первый хранитель Грозы.
В ответ на это тяжелый перстень-печатка на безымянном пальце его левой руки полыхнул зловещим зеленоватым светом, и Лампо поспешил снять его.
– Вот ведь дьявольская штука! – неразборчиво пробормотал он, захлопывая крышку коробочки.
Кольцо внутри словно взбесилось. Маленький квадратный футляр сильно дрожал, несмотря на то что подросток крепко стискивал его в кулаке. Джи мрачно посмотрел на Алауди, и тот, вернув не менее мрачный взгляд, вытащил из глубокого кармана плаща точно такую же черную коробочку. Она лежала на его ладони совершенно спокойно, но стоило ему ее открыть, как она начала стремительно увеличиваться, пока не заняла большую часть свободного пространства, оттеснив трех хранителей к кровати.
Джотто испуганно смотрел на разворачивающуюся картину. До этого он не верил ни единому слову Джи про какие-то таинственные кольца. Алауди ругался, совершенно не стесняясь своих словесных оборотов, от которых у обычно апатичного Лампо покраснели уши. Наконец, хранитель Облака смог усмирить непокорное кольцо и захлопнул коробочку. Он тяжело и хрипло дышал, как после спринтерского забега. Футляр стремительно уменьшился и с глухим звуком упал на пол.
Взгляд Джи стал еще более мрачным.
– С каждым днем я уверяюсь, что эти кольца хотят нас убить.
Алауди смахнул капельки пота с волос и промолчал. Это означало, что сомнений по этому поводу у него нет.
Лампо абстрагировался от окружающей действительности, пристально глядя на коробочку в своих руках. Она лишь мелко подрагивала – кольцо внутри постепенно успокаивалось. Это радовало немного.
Дверь бесшумно приоткрылась, вошла девушка, та самая, с розовыми волосами, Джотто хорошо помнил ее.
Хранитель Урагана сдвинул брови.
– Что ты здесь делаешь, Червелло? – хмуро спросил он, однако не сделал ни малейшего движения, чтобы выпроводить незваную гостью.
– Я пришла рассказать о кольцах, – скучающе ответила она. – В этой ситуации выиграть может кто-то один – либо они подчинят вас, либо наоборот. Вы ничего не сможете сделать, пока не преодолеете неприязнь к ним. Вам дан шанс, второго уже не будет. Вы сможете достичь желаемого, только переступив через себя. Не сможете – умрете.
С этими словами девушка развернулась и ушла. Но Джотто не слышал ее удаляющихся шагов…

Тсуна поглаживал теплую спину Натса, пытаясь читать учебник по географии. Или по истории. Он не особо вникал в суть текста – его снова тревожило недоброе предчувствие. Словно со дня на день должно было произойти что-то плохое. Отбросив книгу, он вскочил на ноги, львенок, протестующе рыча, скатился с его колен и, обиженно сопя, спрятался под кроватью. Савада замер на мгновение, а потом быстро вышел из комнаты и спустился на кухню. Мать, насвистывая незатейливую мелодию, готовила что-то вкусненькое на обед. Тсуна проскользнул мимо нее и вышел на улицу через стеклянную заднюю дверь.
Было жарко – приближалось лето, а с ним и долгожданные каникулы. Десятый надеялся, что они съездят на пляж вместе с друзьями и Реборном. И что в этот раз интуиция его подводит.
Он опустился на землю под покрытым светло-зелеными листочками деревом сакуры и закрыл глаза, наслаждаясь покоем, пока И-пин и Ламбо не вернулись с прогулки вместе с Бьянки. Предчувствие не оставляло, и когда в кармане завибрировал мобильный телефон, он уже знал, что услышит.
– Да, Гокудера-кун? – ответил он, не глядя на дисплей, угадав собеседника.
Голос в трубке был взволнованным и нервным…
Тсуна слушал, мрачнея все больше с каждым новым словом.

Джи выдохнул сигаретный дым в распахнутое окно. Воздух пах солью, хризантемами и – совсем немного – озоном. Лампо лежал на мокрой траве, раскинув руки в стороны, и тяжело дышал. На том пальце, где раньше красовалось кольцо, была содрана кожа, а появившаяся ранка кровоточила. Коробочка с кольцом лежала брошенная среди каких-то цветов. Сам подросток блаженно прикрывал глаза, отдыхая после длительной схватки с непокорной вещицей.
Разумеется, в наступившей темноте, тем более с высоты третьего этажа, хранитель Урагана не мог этого всего видеть. Поэтому он просто знал.
За спиной послышались неуверенные тихие шаги. Джотто встал рядом и посмотрел вниз.
– Почему он такой упорный? Зачем он это делает? – тихо спросил он, словно боясь громким голосом разбить тишину и потревожить уставшего хранителя.
Джи пожал плечами.
– Возможно, он слабее, но его сердце целиком и полностью принадлежит семье. Он сделает все возможное и невозможное, если это заставит тебя гордиться им. – Мужчина невесело усмехнулся и продолжил: – Лампо делает это не из упрямства или упорства, на самом деле, такого ленивого и апатичного человека, как он, нужно еще поискать. Страдая сейчас, он думает, что искупает вину перед тобой…
Между ними повисло молчание, нарушаемое только протестующим против такой правды сопением Джотто и ритмичными вдохами и выдохами Джи, закурившего очередную сигарету.
Первый покрутил в руках коробочку, которую так и не решился открыть, и спросил, уходя в комнату от ставшего слишком холодным ветра:
– Ты говорил, что мы были первыми хранителями Вонголы, тогда почему эти кольца, они ведь наши, не слушаются?
Джи закрыл окно, поправил тяжелые темно-красные шторы и отошел к двери.
– Спи, скоро ты все вспомнишь. – Мягко попросил он, сделав вид, что не услышал вопроса.
И вышел, не дав Боссу возможности повторить.
Джотто недоуменно посмотрел на закрытую дверь и решил не придавать странному поведению хранителя особого значения. Он снова повертел коробочку в руках. Кольцо внутри лежало спокойно, вырваться и убить его не пыталось, и Первый решился – мягко перехватил крышку двумя пальцами и резко открыл. Тонкая цепочка – цепь Маммона, как сказал Джи, – тихо звякнула, освобождая сдерживаемое кольцо.
Оно было… обыкновенное. Из странного черного то ли камня, то ли металла с рыжеватыми проблесками пламени.
Оно было… безмятежное. Не дрожало, не вспыхивало, только излучало спокойное тепло.
Оно было… гармоничное. Достаточно тонкое и легкое – как раз на палец Джотто. Со странными надписями на непонятном языке и печатью в виде орла и короны.
Оно подходило идеально, но оно не было кольцом Вонголы. Оно было чужим. И стоило Джотто подумать об этом, как оно взбунтовалось. Его руку обожгло пламенем; кольцо задрожало, из окон вылетели стекла, и один из осколков едва не лишил мужчину глаза – он вовремя выставил перед собой ладонь. На дорогой персидский ковер попало несколько капель крови, безвозвратно испортив его. Что-то упало и разлетелось на осколки – очевидно, ваза с цветами, которую принесла милая горничная рано утром. По комнате клубился густой дым, мешавший видеть и дышать. Джотто закашлялся и опустился на пол. Помимо крови на ковре было некрасивое мокрое пятно и множество сухих коричневато-желтых лепестков, которые раньше были снежно-белыми. Кажется, горели шторы и полог кровати.
Черное кольцо-печатка парило в метре от пола и излучало беснующееся, дикое пламя. Джотто попытался дотянуться до него, но что-то помешало. Дышать становилось все труднее. И вдруг, словно через толщу воды, он услышал голоса. Первым в комнате оказался Алауди, каким-то чудом сумевший спрятать сумасшедшее кольцо обратно в коробочку. Появившиеся следом Лампо и Джи помогали Боссу встать; Лампо – молча, Джи – бормоча что-то о собственной глупости и бездарности. Джотто благодарно откинулся на руки своих хранителей и позволил им увести себя из разрушенной комнаты.
Первое, что он ощутил, проснувшись – резкую боль в перетянутой бинтами руке.
Вторым ощущением стали саднящие легкие.
Третьим – неприятные накрахмаленные простыни, царапавшие обожженную, как оказалось, спину, пропахшие гарью, дымом и антисептиками.
На полу у кровати, положив голову на здоровую руку Джотто, спал хранитель Урагана. Под его глазами залегли тени усталости, видимо, он несколько ночей кряду выхаживал Босса. Даже во сне его лицо искажала печать вины.
Рука непроизвольно дернулась, и Джи тотчас проснулся, глядя в глаза другу с бесконечным сожалением.
– Это не кольца Вонголы, – подтвердил он мысль, которая давно крутилась у Джотто в голове. – Они не наши – просто фальшивка, жалкая замена. Наши кольца находятся у десятого поколения, и мы должны, обязаны, их забрать.
Лицо Первого помрачнело, но он ответил кивком на тираду своего хранителя и, превозмогая боль в горле, хрипло произнес:
– Я знаю, как обуздать эти кольца, Джи. Теперь я это понял. – Он перевел взгляд на обожженную руку и едва слышно добавил: – Оно показало мне, как…

Тсуна шел по пустым коридорам школы, прислушиваясь к окружающим звукам. Где-то на крыше пел Хиберд, и слышались глухие удары тонфа.
Савада быстро поднялся по лестнице и замер в тени, наблюдая за тем, как Хибари наказывает нарушителей дисциплины. Когда последний противник, выплюнув какое-то ругательство, отлетел к бордюру и едва не свалился вниз мешком картошки, Кея встряхнул руки и, по-птичьи склонив голову набок, выдохнул:
– Травоядное, – а потом, спохватившись, прорычал: – Какого черта ты делаешь здесь в неурочное время?
Молодой Босс качнул головой и вытащил из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, помявшись с секунду, он протянул его своему хранителю и поспешил покинуть территорию Намимори.
Спустя несколько минут, Хибари не было на крыше. О его присутствии напоминал только скомканный листок, на котором неровным почерком было выцарапано три предложения…

@темы: PG-13 (-15), Яой, Хибари, Тсуна

---

[Болванщица]

Название:Проще
Автор: Болванщица
Фандом: KHR
Пейринг: 10051/4851
Жанр: romance
Рейтинг: PG
Размер: Драббл
Дисклаймер: стандартно
От автора:Это небольшой цикл драбблов. Истории связаны лишь фэндомом и больше всего им подходит определение – зарисовки (про цикл МЛО2). Время здесь - ближе к TYL.

читать

Хм, и что здесь не так?..
Спаннер недоуменно склонился над своим роботом, пытаясь понять – почему же второе место?.. Идеально ведь! Хотя… он мог бы двигаться и более плавно. Но если не так подсоединять эту схему, то куда же?..
Этот вопрос настолько увлек его, что он и не заметил, когда к нему подошли. Пока подошедший не тронул его за плечо и не завел разговор:
- Эм… Знаешь…Если ты не против, конечно... Мне кажется, там нужно другое соединение.
Спаннер поднял глаза. Перед ним, смущенный собственной наглостью, стоял его давний знакомый, постоянный фаворит конкурсов, Ирие Шоичи. По Интернету они общались гораздо чаще, а потому Спаннер сразу его и не узнал. С прошлого состязания не виделись, кажется. А было оно… Полтора года назад. Сам парень за этот срок только вытянулся и в универ поступил – ничего примечательного в нем не изменилось. А вот его японский приятель…
Волосы отрастил, очки и стиль немного сменил, подрос немного… Когда этот нескладный и забавный подросток стал таким… милым?..
«Моэ» - подумал Спаннер. Все чаще он ловил себя на том, что определяет понравившиеся вещи и людей на японском. Наверное, это качество свойственно всем отаку, тем более как он – заграничным. Но это определение показалось ему самым точным.
- А как тогда, Шоичи? – Ирие дернулся и быстро отвел глаза. Его не так уж и часто напрягает звучание собственного имени, но... Зачем произносить его ТАК?!
- Ну, если ты не против… Проще закрепить эту схему чуть ниже, чтоб не палилась… - он присел рядом и начал излагать свою мысль. Спустя пару секунд, робость ушла, остался лишь научный интерес. Может, оно и к лучшему.
- Да, понятно… - задумчиво протянул американец, уловивший идею. – Спасибо, потом переделаю. А вообще, как жизнь, Шоичи?
Тот не ответил. Вернее, просто не успел.
- Шо-тян, вот ты где! – высокий блондин собственнически тянет Ирие за руку, поднимая, увлекает за собой. В прищуренном взгляде, скользнувшем по нему, Спаннеру чудится раздражение и ревность. Или, это только кажется?..
Шоичи, словно не в силах противостоять, позволяет себя увести. На прощание он неловко махает рукой, но его друг-соперник этого уже не видит. Ему гораздо интереснее смотреть на улучшенную схему, нежели эту парочку…
И проще.

@темы: Спаннер, Шоичи, G (PG), Яой, Бьякуран

---

[Rai Mao Ren]

Название: «Над городом в огнях»
Автор:  Rai Mao Ren
Фэндом: KHR!
Дисклеймер: отрекаюсь
Рейтинг: G
Пейринг: Ямамото/Бьянки
Жанр: Виньетка, Романс, Джен
Размер: Драббл
Предупреждения: авторский стиль, соплежуйный романс ><
От автора: Альт (также контральто) — низкий женский или детский (обычно у мальчиков) голос.
иллюстрация - cs10836.vkontakte.ru/u74540401/127106980/y_033e...
юу от ноя обещанное.

Музыка: Madredeus - Lisboa Rainha Do Ma
Bjork - Come To Me

тык-тык

Город ранней весны внизу – всплеск огней под холодными пальцами, дуновение вечера, скользя – третий не лишний. Они не вместе – просто рядом – на краю черепичной крыши, на границе восприятия. Простая игра со сложными правилами заставила сегодня услышать почти незнакомые голоса: «Я люблю…»

– Непогоду, – тихий альт сквозь шелестящую темень, – Ночную грозу и проливной дождь.

На краю сознания – еле видимо, в уголках глаз – мелькает всполох острой молнии, наперегонки с отголосками грома – эхом от только произнесенных слов.

– Утро, – вполголоса, без следа привычного веселья, но с нотками солнечных бликов, – Весной и в начале лета.

Она задумчиво ведет пальцем под обрезом браслета, почти ощущая солнечное пятно на левом плече.

– Оригами, – нежданное детское воспоминание без спросу срывается с языка, – Говорят, если сложить тысячу бумажных журавликов, сбудется желание.

Его губ касается прозрачная улыбка, и собственные мысли освещаются самым сладким воспоминанием из пестрой коробочки с детством.

– Ирисы, – перед глазами небольшая молочно-белая ваза, увенчанная небесно-синими головками хрупких цветов, – Мама их любила.

Она чуть наклоняет голову, сжав губы, и мгновение вглядывается в огни на горизонте.

– Сирень, – полушепотом, словно по секрету. Только ночи и ему. – Мама любила их.

Он слегка задевает ногтем край пластыря на безымянном пальце и поднимает взгляд выше – к звездам, от чего чуть глухо шуршит цепь с кольцом на его шее.

– Небо, – хрипловато и задумчиво, тоже – делясь секретом. – Оно замедляет время.

Она размышляет, подобрав левую ногу под правое колено, и наматывая кончик белого шнурка на палец.

– Огонь, – тихо откликается она, не подобрав другого ответа, – На кухне.

– Опередила, – в голосе слышна натянуто-беспечная улыбка; отчего-то замедляется дыхание и ускоряется сердцебиение. В спину налетает озороватое дуновенье ночного ветра, взметая волосы и теребя ворот рубашки.

Беспорядочные пряди только успевают лечь на плечи, как…

– Тебя…

Звонкой каплей в онемевшую ночь, и две равно немые мысли приходят ей в голову: «Не та буква» и «Опередил»…

@темы: Ямамото, Джен, G (PG), Бьянки

---

Колючий Оо"

[Гранкин.]

Название: Колючий.
Автор: kirishimaayama.
Переводчик: Nacaiko.
Рейтинг: G (Но как для переводчика, то тут целое РG, если не РG-13... Хотя это я загнула Оо")
Пейринг: 6918, очень маленький намек на 2759, и еще все персонажи TYL!)
От автора: Мой первый фик по Реборну, да и за целы год я вообще ничего не писал(а). Посмотрим, как пойдет. Прошу комментарии.
От переводчика: Я поменяла множество предложений, исходя из более понятной формы русского языка, и кое-что пропустила, но это не имеет значения, так как не заденет смысл этого фф. В принципе, мне кое-где непонятен смысл этого фф, но на английском это было очень мило, да и читала ночью. Как говорится, не сдержалась и перевела. Ах, да у меня опять проблема с запятыми *пичаль*. И остальные пункты шапки писала я. Ну, да, правильная я слишком(((
Дисклеймер: Фф принадлежит автору, а герои и прочая дребедень Амано. Мне кидать тапки только за перевод и запятые(
Жанр: (Я в шоке, почему на ЖЖ мало, где это указывают?!) Романтика, ангаст, набор розовых сопелек.
Размещение: Ээ, ну, что я тут могу сказать.... Спрашивайте у автора =="
Фендом: Реборн.
Ссылка на оригинал: kirishimaayama.livejournal.com/1160.html#cutid1

Попробовать русские буковки оО"

Хранители собрались в большой гостиной особняка Вонголы, как только солнечный свет стал пробиваться сквозь богато украшенное окно, довольно-таки еще прочного дома. Хибари Кея стоял в дальнем углу, подальше от остальных хранителей, облокотившись на стену и засунув руки в карманы.
По чистой случайности, или так было запланировано, Мукуро Рокудо стоял справа, немного подальше от Хибари, привычно улыбаясь, а его глаза были сфокусированы на Хром и остальных хранителях, но кто знал, о чем по-настоящему он думал в тот момент. Он не прислонился к стене, как это делал Хибари, а просто стоял, балансируя на одной ноге, руки расслабленно находились по швам, а длинные волосы струились по его спине.
Напряженность обстановки усилилась, когда в комнату вошел Тсуна через большие двойные двери, а за ним Гокудера, как обычно держа в руках большую папку с бумагами. Хранители в комнате сразу затихли и перебрались ближе к дверному проему, где стоял Хибари. Мукуро очутился совсем близко к Хибари, и его немного позабавило то, что выражение лица Хранителя Облака как всегда ничего не выражало. Почти. Но Мукуро смог уловить легкий поворот головы Кеи в противоположном направлении. Улыбка Мукуро стала немного шире.
Тсуна начал рассказывать свое сообщение более лаконично, и с большим доверием, чем десять лет тому назад. Но Хибари не обращал внимание. Он был раздражен тем, какие чувства вызывал в нем Мукуро и как он на это реагировал.
Где-то в глубине своего сознания, он вспомнил о той горечи, той враждебности к Мукуро, которая появилась у него после того, как тот победил его, сломал его решимость в заброшенном здании Кокуе. Он вспомнил о своей ненависти, которую испытывал к Мукуро, что уже можно считать его слабостью. Возможно, это и стало причиной его теперешней позиции в Вонголе – сильнейший хранитель.
Тем не менее, он продолжал бороться с Мукуро, или точнее использовал любую такую возможность. Но почему он теперь работает с ним? Почему он стоит в это комнате близко к Мукуро, теперь уже не атакуя его? Это ничто по сравнению с Савадой. Хибари раздражали намеки на то, что он хотел быть связанным с кем-то, пусть даже это был Тсунаеши, который стал поистине сильным боссом мафии, и Хибари это понимал.
Кея не заметил, как глаза Мукуро сосредоточились на его лице. Но для посторонних казалось, что Мукуро слушает Тсуну, так как его лицо было повернуто в сторону босса. Но все-таки Мукуро является непревзойдённым иллюзионистом. Глаза Хибари смотрели на Саваду, но в них ясно было видно, что он его не слушает. Одним ухом слушая себя, другим босса, Мукуро продолжал смотреть на Хибари, и вскоре Савада окончил свой доклад.
Началась некоторая болтовня, и многие другие хранители последовали за Тсуной на выход, и атмосфера в комнате, грубо говоря, сломалась, как только закончилось сообщение. Ямамото поймал Тсуну в объятия, на что Гокудера на них недовольно посмотрел, пока они не расстались. Шутя и смеясь, они ушли, все время, догоняя друг друга. Хром тоже, немного посмотрев назад и получив разрешение, затем поспешила выйти за другими хранителями.
Вскоре в большой гостинице остались только Мукуро и Хибари вместе с теплом солнечного света и холодом, которое появилось от угнетающей тишины. Мукуро все еще сумасшедше улыбался, а лицо Кеи стало намного серьезней, чем в первый раз.
Глаза бродили по темным волосам Хибари, которые блестели от солнечного света, пробивающегося сквозь окно. Мукуро задавался вопросом, почем он иначе рассматривает Хранителя Облака. Человеческий организм просто инструмент, он незначителен. Но непримиримость Хибари способствовала жесткому намерению Мукуро сначала приобрести его тело, а потом и сдержанное отношение, главным образом, когда он обладал Хибари в Кокуе и понимал насколько страшны его раны. Его тело было полностью непригодным, однако Хибари все-таки сумел совладать с ним.
Когда Хибари становился все сильнее и сильнее, уважение Мукуро к нему увеличивалось. Однако под его враждебностью и непримиримостью, Мукуро сумел заметить нечто другое, а точнее решил выяснить, что скрывается за этой колючей внешней стороной – прям, как у колючего ежа. Хибари представлял собой что-то другое, совсем другое.
Размышляя в таком направлении, Мукуро подошел ближе.
- Еще шаг ближе, и я изобью тебя до смерти, - враждебно отозвался Хибари, заговорив в первый раз.
- Куфуфу, - Мукуро засмеялся и улыбнулся еще шире. – Изобьешь меня до смерти? Все, что вы пожелаете...
Мукуро сделал еще один шаг ближе, и пристальный взгляд Хибари остановился на полу, но он так ничего и не произнес больше. Их плечи находились слишком близко друг к другу, но так как Мукуро был выше, он посмотрел на Хибари сверху, а тот все еще отводил взгляд, пытаясь привлечь внимание к другим местам.
- Хм.
Мукуро наклонился к его голове и поместил свою щеку на колючие, но все-таки удивительно мягкие волосы Хибари. Кея устремил свой взгляд вверх, выражавший удивление, а потом снова посмотрел вдаль, на что Мукуро тихонько усмехнулся, так как его щека все еще была на его волосах.
Заметив, что он еще не избит до смерти, Мукуро решил взять инициативу на себя и, шагнув вперед, обвил талию Хибари руками, заключив его в объятия. Хибари же не двигался, а просто закрыл глаза.
Вначале, все было не так уж и холодно, а скорее, наоборот, тепло и молчание было спокойным и мирным, когда они стояли обнимаясь. Руки, обнимающие Хибари, были теплыми, и он чувствовал это тепло, довольствовался им, пока не вспомнил, кто является тем человеком, дающим ему это тепло.
Хибари оттолкнулся от него, откинув руки Мукуро.
- Повторишь это снова, и я изобью тебя до смерти, - голос Хибари был не таким уж и холодным. Он резко развернулся на каблуках и вышел через приоткрытые двери.
Мукуро, стоя один в большой комнате, как обычно улыбался, смотря в окно за Хибари, шагающему к своим подопечным. Глаза Мукуро следили за отъездом Хибари, и в них не было боли, из-за отказа Кеи.
Как он ни старался, Хибари не мог скрыть свои истинные чувства, и Мукуро это понимал, и замечал их проявление в коротких мгновениях, в том числе и в объятиях. Но, может быть, ни один из них не хотел бы пройти мимо их прошлого. Наверное, слишком много было между ними. Но чем бы это не закончилось, Мукуро надеялся, что он будет один, чтобы суметь понять Хибари без его колючей «обертки».
- Куфуфу, - в комнате послышался смешок Мукуро. Он со свистом, которое издало его пальто, отвернулся от окна и поспешил присоединиться к другим хранителям.

@темы: G (PG), Яой, Мукуро, Хибари

---

[Rai Mao Ren]

Название: "Ровное дыхание"
Автор:  Rai Mao Ren
Фэндом: KHR!
Дисклеймер: отрекаюсь
Рейтинг: G
Пейринг: TYL!Хибари/TYL!И-пин, ОСы
Жанр: Виньетка, Романтика, Джен, Экшен, ОС
Размер: Драббл
Предупреждения: авторский стиль
От автора: обещано было дебу. надеюсь, не разочаровать.
Хэи - от "хэисэкаи" - закрытый, замкнутый мир
Кайха - от "кайхакусёку" - пепельный (цвет)
Музыка: Kenji Kawai - Reincarnation

тыц-тыц

Густой табачный дым витал в воздухе, ложась на еле заметные дуновения холодного ветра. Мужчина в накинутом на плечи длинном пальто на первый взгляд терялся на фоне ночного неба. Окурок сигары упал в урну и тут же за его спиной зашумел двигатель черного Ниссана.
Развернувшись спиной к раскинувшейся внизу панораме города, он уверенно направился к задней двери автомобиля.
Вместе с терпким запахом табака в воздухе за ним повисли тихие слова.
«Время собирать камни...»

***
Они миновали очередной десяток этажей по узким серым ступеням черной лестницы.
Молчание и ожидание стальной нитью натягивались с каждым шагом, с каждым пролетом, стискивая дыхание и мысли. Семь последних шагов, открытая дверь, и прохладные лучи почти ослепили серые глаза, неровно очерчивая две фигуры на краю крыши.
Резкий ветер трепал волосы, одежду, заставляя щурить глаза, но все четверо оставались неподвижны.

– Здравствуй, Хэи.

Невысокий жилистый мужчина в черных брюках и полосатой темно-бордовой рубашке – одежда явно для него непривычная. Белизна коротко подстриженных седых волос контрастировала со смуглым, открытым лицом без единой морщинки. Голос его звучал спокойно и даже приветливо.

– Добрый вечер, сенсей, – ровный, бесцветный голос.

И-пин моргнула и, снова переведя на незнакомца взгляд, уже по-новому посмотрела на него: худощавая фигура, чуть покатые плечи, огрубевшая кожа на когда-то сбиваемых в кровь костяшках пальцев, прямой, мягкий взгляд темных прюнелевых глаз.

– Познакомься со своим сенпаем, Кайха. Хибари Кёя.

Высокий юноша, стоявший в четырех шагах от мужчины, наклонил голову в знак приветствия. Белые брюки, белая футболка, длинные пепельно-медные волосы, стянутые в хвост, прохладный, умеренно-учтивый взгляд амиантовых глаз, левая рука за спиной перехватывает правую выше локтя. И голос, оказавшийся неожиданно чистым и звонким:

– Рад приветствовать, сенпай.

Хибари бросил на него небрежный взгляд, будто и не уделив особого внимания, но И-пин знала, что по этому беглому осмотру можно при желании составить фоторобот, точнее которого будет только фотография.
Отвечать он не посчитал нужным.

– У тебя было время уехать из страны, – обратился он к мужчине, нарочито не замечая кохая.

– Ты же понимаешь, что мы с тобой везде опоздали, Хэи – снова мягкая улыбка и внимательный взгляд.

– Твой выбор.

И-пин не успела уловить момент, когда в руках Хибари Кёи и его сенсея появилось по паре тонфа, но она четко помнила, кто ее противник. Неважно, собирался ли юноша, названный Кайхой, помогать своему сенсею – ее задачей было удалить его подальше, чтобы ничто не мешалось под ногами у Хранителя Облака.

Девушка направилась вперед, до противника оставалось несколько шагов, когда под частый стук металла о металл с лица его исчезла блуждающая полуулыбка. Юноша – не больше чем на пару лет старше ее – казалось, лишь развел руки, но из-за его спины они появились уже с короткими стилетами в каждой. Это слегка усложняло набор необходимых приемов для ведения боя, но цель оставалась выполнимой.

Дистанция – шаг-полтора; стабильная, твердая позиция ног; лишние мышцы расслаблены, не создавая ненужного напряжения. Центр тела идеально сбалансирован, руки выставлены вперед ладонями друг к другу – правая чуть впереди левой – но оба локтя близки к телу, позволяя, при необходимости, использовать мощь всего тела, а не только рук.
Ровный – не презрительный, и не яростный – взгляд на противника, трезвая оценка видимого, не изменившийся ритм дыхания и сердцебиения, несмотря на участившиеся удары тонфа где-то в стороне.
Первые удары – легкие, пробные, вскользь – он прощупывает почву, пытается измерить противника. Она легко уклоняется, сохраняя вес на одной ноге, экономя движения, но переводя каждый блок в острие нападения.

«Двигайся гармонично, не борись с потоком силы противника – принимай его в себя, приручи и направь в никуда», — безумно далекий голос учителя, словно направлявший ее тело в пространстве.
Четкие движения скользят мимо острия сая, соблюдая равновесие и гармонию, надежно сохраняя центральную линию тела. Мягкие, но хлесткие движения кистей принимают силу оппонента, словно поддаваясь, вместо того, чтобы сопротивляться, но лишь переводят ее в пустоту, используя линию плеч.
Ни искры, ни всполоха, ни тени в двух парах светлых глаз – лишь сосредоточенный расчет и фиксирование чужих движений. Идеально отточенные временем приемы заставляют ощущать себя будто бы над собственным телом, в стороне от молниеносных ударов, кажущихся замедленными сквозь призму опытного взгляда уже мастера.
Гибкие движения от поясницы, уводя мощь удара в землю через ноги – гармония против силы, обманчивая покорность чужим ударам вместо грубого сопротивления, плавное перетекание защиты в нападение, чтобы не потерять преимущество.
Противник спокоен – почти так же, как в самом начале – потому что у него был действительно хороший учитель. Но у нее тоже – и далеко не один. По-настоящему учиться – значит брать лучшее от каждого, с кем сводит непредсказуемая жизнь. И-пин усердно училась с самого раннего детства.

***
Почти-тишина: бесконечный простор весенних сумерек раскрашен собственным размеренным дыханием и биением сердца, отдающимся в голове, если прислониться к косяку раздвинутых седзе. Глубокие вдохи еще причиняют давящую боль, но ссадины и несколько переломов под стягивающими грудь узкими полосками бинтов, видимых между краев непривычно-свободно завязанной юкаты, уже почти зажили.
Пальцы правой руки, лежащей на согнутом колене, чуть дрогнули…

…Спрятав руки в широкие рукава белого с красным ципао, девушка медленно ступает по дощатому полу – по шагу на вздох. Настроение наступающего дымчато-обманчивого вечера пронизывает все вокруг, заставляя шаг за шагом нерешительно сжимать губы.
Она подошла совсем тихо – он не шелохнулся. Спокойное, словно высеченное из камня, лицо – даже веки бездвижны, а с ресниц на бледную кожу падают длинные тонкие тени от бумажного фонарика, как штрих кистью. Она не думает, не дышит, не слышит – только смотрит, и рука, бездумно выскользнув из рукава, тянется к нему…

…Ясное, сильное, привычное – сродни дыханию – ощущение приближения, пресечения дозволенного чужаку пространства проскальзывает в сознание, и рука раньше мысли ловит чужое прикосновение. Он открывает глаза и видит в своей руке тонкое запястье, обмотанное битами в несколько витков, под которыми – почти заживший глубокий порез…

…Она чуть вздрагивает от резкого движения, но не пытается отнять руку, ловя полупрозрачный взгляд темно-сизых глаз. Он чуть расслабляет хватку и, замерев на секунду, проводит большим пальцем по ее ладони – вдоль линий жизни и судьбы, пересекая чуть более отчетливую линию сердца.
Неспешно закрыв и открыв глаза, он вытягивает на полу согнутую ногу и, чуть притягивает ее к себе. И-пин послушно садится на его колени и, после секундного раздумья, кладет голову на его плечо, вслушиваясь в ровное биение знакомого только ей сердца.

@темы: И-Пин, Джен, G (PG), Хибари

---

подборка драбблов.

[collapsia]

Исполнения с Hot Yaoi и джен-феста.

Название: Научи меня итальянскому
Автор:  collapsia
Персонажи: Тсуна, Занзас.
Жанр: драма, джен
Рейтинг: Вария в тексте автоматически придает ему рейтинг PG-13
Размещение: без предварительного согласования запрещено
Дисклеймер: не извлекаю - не привлекаюсь.
Авторское: написано на заявку с Hot Yaoi Занзас|Тсуна."Научи меня итальянскому."

Словари итальянского пахли кровью и порохом

На переговорах юного босса Вонголы всегда сопровождает переводчик, знающий тонкую двусмысленность английского, оттенки угроз и обещаний итальянского, игру слов и рецепт правильных интонаций.
Обычно эта роль принадлежит Гокудере Хаято, который принимает ее гордо, справляется безупречно - и ни у кого не возникает вопросов. В мире мафии Вонгола занимает свои позиции прочно, оберегает их ревниво - поэтому то, что Дечимо не снисходит до чужого языка, является данностью. Тот, кто диктует правила, должен быть занят их составлением, а для тех, кому им предстоит подчиниться, есть переводчики. Изощренная и привычная логика мафии - она наделила говорящего исключительно по-японски Саваду Тсунаеши способностью тактично и мягко указывать всем на свое место, которое на ступень ниже Вонголы.
На самом деле, Тсуна просто не знал итальянского, равно как и английский его оставлял желать лучшего.
Ему нравился этот красивый, чуть томный язык, по праву считающийся самым мелодичным в мире, - песенный, пленяющий, медово-сладкий и ветренно-свежий. Но он давно означал для Тсуны крики Сквало и презрительные фразы Занзаса, документы, которые он не хотел видеть и подписывать, новости, которые он не хотел слышать. Словари итальянского пахли кровью и порохом, бумаги были для кого-то смертным приговором, и за этими словами было бесконечное множество убийств. Итальянский означал мужчин, которые носили строгие костюмы с куда большей готовностью, чем Савада, - как и стреляли; означал послания от сицилийцев о наркотрафике, переговоры с Неаполем о подставных судьях, телеграммы в Рим с именами и суммами (завтра у Вонголы не будет оппонента и станет чуть меньше денег). Итальянский означал мафию, и даже сейчас Савада не был к этому готов.
Поэтому Тсуна говорил исключительно по-японски. Он не мог - никто не смог бы - вернуть Вонголе звание благородных рыцарей, присвоенное Примо, не мог обратить другие Семьи в свою веру, и все, что ему оставалось, это контролировать ущерб и говорить по-японски. Он не любил, когда его называли Дечимо. Он не хотел быть Дечимо - не хотел быть Крестным Отцом.
***
Первым словом, которое намертво врезалось в его память, было presto.
В тоннеле смешался отвратительный запах канализации, чужой крови, погони и ярости. Последняя принадлежала Занзасу, который почти волоком тащил за собой раненого Тсунаеши, встряхивая, поливая ругательствами, которые он, к счастью, не мог перевести, и спасая. Они не могли завязать открытый бой - еще одна причина, по которой Тсуна ненавидел мафию, заключалась в том, что одна неосторожно оборванная нить всегда может потянуть за собой войну. Вонгола выиграет любую войну, но она не хочет воевать, особенно сейчас, налаживая драгоценный мир.
Шорох в темном углу, вкрадчивое эхо чужих голосов, и вжатый в холодную кирпичную стену Тсуна сдавлено выдыхает. Потом его резко тянет куда-то, ноги заплетаются и как холостой выстрел над ухом короткое, хриплое и невозможно итальянское:
- Presto.
На самом деле, Тсуна не знает итальянского. Но он безошибочно переводит - "Быстро". Сжать зубы, перехватить тяжелый и неудобный пистолет, постараться забыть о том, что ощущаешь каждую мышцу в теле и бесшумно сорваться за тенью впереди. От потери крови кружится голова, и в стремительно теряющем очертания мире единственное, за что можно ухватиться, - неприязненные, резкие и безошибочно продуманные указания Занзаса. Тот давно уже говорит по-японски, а в измученном мозгу все еще бьется пульсом "presto".
Очнувшись в больнице, Тсуна подумает о том, что это все было предсказуемо. Что этого всего могло бы не быть - если бы он послушал Гокудеру, не отмахнулся бы от настороженного молчания Реборна, если бы они действовали жестче и чуть быстрее. Быстрее.
***
Вторым словом, которое навсегда остается у него на губах, выученное мимо воли, горькое, как старое эспрессо без сахара, становится "debolezza".
Его бросает Сквало перед тем как хлопнуть дверью, и оно читается в глазах у Ямамото - ставших за эти годы опасными, внимательными глазами человека, умеющего убивать. Ямамото знает итальянский, и иногда Тсуне кажется, что в этих взглядах куда больше Варии, чем он готов признать. Куда больше мафии, чем в самом Тсуне.
Он сказал Сквало, что не одобрит операцию на Сардинии. Вария вольна поступать как угодно, Семья поможет материально, но ноги их там не будет. Слишком много крови. Лучше потерять немного влияния и много денег, чем потом бесконечно смывать с рук алые пятна.
Сквало умел быть логичным и убедительным, и было бы ложью сказать, что в его аргументах не было смысла. Но Тсуна не желал видеть смысл в запланированных десятках смертей, когда всегда есть переговоры - пусть почти безнадежные.
Когда стратегический капитан Варии ушел, забрав с собой Такеши, Тсунаеши вдохнул запах старого дерева и бумаги, снимая с книжной полки словарь итальянского.
Debolezza.
Он уже знал, что увидит в строке напротив.
Слабость.

Через несколько дней из Италии пришла короткая телеграмма с известием о том, что в следствие провалившейся операции Варии Семья Бордже взяла Сардинию под свой контроль. Это означало дым пожаров, массовые чистки и металлический запах крови в воздухе. Сотни смертей вместо нескольких десятков. Телеграмма заканчивалась лаконичным "Мусор", и Тсуна почувствовал горький привкус слабости на языке. Пересохло горло.
Ему не хватило сил отправить своих людей на смерть - чужую смерть, и переговоры теперь были безнадежны.
Он неожиданно снова почувствовал себя четырнадцатилетним ребенком, не знающим, где выход. И слабым. Очень, очень слабым.
***
На совместном совещании Хаято периодически пытался непрозрачно намекнуть Занзасу, что босс Вонголы Тсуна, которому полагается больше говорить, а не слушать. Крики Сквало и похлопывание по плечу Ямамото, которое с каждым возмущенным восклицанием становилось все сильнее, его не смущали; но после мягкого "Я хочу послушать, Гокудера-кун", ему пришлось смириться с тем, что Десятый передает планирование операции Варии. Почти смириться.
- Мы так не работаем. Вы что, нарочно разводите больше грязи?
Его бесят переплетенные на груди руки Занзаса, небрежно заброшенные на стол ноги и то, с какой легкостью он за Десятого распоряжается жизнями людей. Без жертв сейчас нельзя было обойтись, но - после лет работы на Саваду, Гокудера усвоил это прочно - всегда есть переговоры. Да, ставки были опасно высоки - но они так не работают.
Занзас отпивает из стакана виски, произносит "Мусор" почти ласково, и от этого присутствующие ощущают, как по венам разливается паника.
- Мусор, - пауза, глоток, и острый взгляд, будто скальпель, будто детектор лжи. - Вы вообще не работаете. Вы, блядь, еще не наигрались.
Прежде, чем успевает грянуть взрыв, Тсуна поднимается со своего места и говорит, что собрание закончено. Секунду Хаято не понимает, кому в глаза смотрит - Десятому или боссу Варии, потому что сжигающий дотла огонь плещется во взглядах обоих. Когда Вонгола и Вария выходят из кабинета, их слишком беспокоит незнакомый, пугающий жар, чтобы задавать лишние вопросы.
Повисшая между Тсуной и Занзасом тишина вязкая, забивающая уши и не дающая дышать, одновременно настороженная и полная усталости. Ее разбавляет прохладный звон льда в стакане виски и быстрое, громкое дыхание Тсуны.
- По-другому никак, да?
- Можно и по-другому. Твоими ебаными методами, которыми ты за семь лет расшатал Вонголу и сделал из нее к чертям собачьим детский сад. Валяй, мне интересно посмотреть, но Вария работает отдельно.
Тсуна прекрасно понимает, почему Вария работает отдельно; когда Занзас произносит "Вонгола", он больше не делает перед этим словом короткой паузы, которая значила так много, он больше не испытывает к своей Семье ничего, кроме презрения. Потому что они не работают - они еще не наигрались.
Тсуна закрывает глаза. Он не знает итальянского, но знает, что сколько бы не было общего между Примо и Дечимо, они были разными людьми, и то, что мог сделать один, не может сделать другой. Вонгола никогда не станет тем, чем была когда-то, потому что вокруг нее другой мир, и нельзя пойти против всего мира. В такие игры играют в детском саду.
Словари итальянского пахли кровью и порохом, бумаги были для кого-то смертным приговором, и за этими словами было бесконечное множество убийств.
На плечи Дечимо ложится тяжелый груз, но когда он открывает глаза, то смотрит прямо, потому что ему больше не нужно искать путей побега.
- Занзас, научи меня итальянскому.
Пистолетным выстрелом убивает тишину чужой смех, безжалостный и веселый. Занзас ставит виски на стол и поднимается из кресла.
- Бери пистолет, мусор. Словари оставишь для домашнего задания.


Название: -
Автор:  collapsia
Персонажи: Занзас, Хибари
Рейтинг: пожалуй, R, ибо сплошная пропаганда насилия
Размещение: без предварительного согласования запрещено
Дисклеймер: не извлекаю - не привлекаюсь.
Авторское: написано на заявку с Hot Yaoi Занзас/Хибари. Быть на одной миссии. То и дело выхватывать врагов из под носа друг у друга. UST.

Стоит Кее с неохотой опустить веки, как под ними вспыхивает багряным.

Стоит Кее с неохотой опустить веки, как под ними вспыхивает багряным, как под ними переливается всеми оттенками алого темнота. Она вспыхивает ярко и гаснет быстро. Секунда, две, три – не больше, но их хватает, чтобы глаза изголодались по отблескам пожара.
Хибари впервые боится, Хибари впервые боится темноты. Падающий снегом пепел кажется неподъемным грузом на смыкающихся ресницах каждый раз, когда сухой горячий воздух заставляет его моргать. Эта необходимость кажется досадной. Эта необходимость кажется убийственной. Он хочет видеть.
Справа щелкает затвор гулким, далеким громом. Через секунду воздух вскрывает пламя яростной, обжигающей зарницей. Это как гроза наоборот. Когда Занзас стреляет, Кея почти чувствует мощную отдачу в своих сжатых руках. Этой цепкой хваткой он пытается удержать впервые в жизни увиденную красоту. Его красота - это выжигающая жизни дотла ярость, вакханалия пожара, пятно крови на не успевшей помяться рубашке. Она мечется пульсом в его венах, Кея не собирается ее унимать.
Он поднимает глаза на Занзаса и видит, что их безумие отражает друг друга. Кея улыбается, вспарывает своей улыбкой чужие нервы, и Занзас улыбается ему в ответ.

Стоит Занзасу с неохотой опустить веки, как под ними растекаются липкие чернила, как под ними мерцает фиолетовым темнота. Ее хочется быстрее смахнуть с глаз как наваждение, но она остужает воспаленные нервы. Они вспыхивают огнем, короткое замыкание каждый раз, когда он открывает глаза.
Слева раздается глухой звук удара, медом вливается в уши. Легкие жадно вбирают пропитанный порохом и кровью воздух, разгоняют его по телу, и у сумасшествия начинается новый цикл.
Сегодня оно пускает корни глубже, нашептывает настойчивей. Сегодня оно замешано на прекрасном. Его прекрасное это безжалостность, запах металла, алый след на щеке.
Он перехватывает чужой взгляд и путает его с зеркалом. В зеркале пожар, и пожар у него в улыбке.

У Хибари разодрана с боку рубашка, ткань выкрашена в красный, запах крахмала заглушен запахом чужой крови. Когда он плавно поворачивается для удара, виднеется впалый живот, светлый, как не исписанная иероглифами шрамов бумага. Занзасу хочется самому дорвать бесполезный хлопок дулом пистолета, провести под линейку диагональный взмах руки. Тогда, быть может, взгляд доберется до выпирающей косточки на бедре. Но японец как чертова гейша, дразнящая проблеском тонких запястий в рукавах роскошного кимоно. Губительно.
Тонфа вонзается в чье-то тело за миг до того, как его настигает пистолетный выстрел. Занзас чувствует, как напрягается скулы, Кея смотрит, как снова вспыхивают почти истлевшие угли чужой ярости.
У Занзаса на лице аккуратный, будто скальпелем сделанный порез, из которого сочится кровь – как вода из плохо закрученного крана. К тому моменту, когда мужчина почти ленивым движением поднимает сжимающую пистолет руку, ручеек достигает уголка рта. К тому моменту, как тишину разламывает в щепки выстрел, он небрежно слизывает жидкий красный металл. К тому моменту, когда Кея понимает, что это была его жертва, он хочется впиться Занзасу в глотку. Непременно до крови, от запаха которой трепещут ноздри.
Они играют в войну на двоих, у каждого в глазах веселая смерть.

На истлевшем поле боя почти никого не осталось, только пара особо везучих и догорающее терпение. Перед глазами у Кеи плывет, убивает не он, убивают инстинкты. Смешались мазки крови на чужих губах, отсветы выстрелов на коже в воротнике рубашки, убийственная гибкость. Иногда они с Занзасом оказываются слишком близко – им тяжело поделить войну. В такие моменты остается только жадно ловить запах разгоряченной кожи и засохшей крови, пытаясь не прокусить губу.
Когда Занзас стреляет, он представляет, что выстрел прошивает Кею насквозь. Когда Занзас стреляет, он представляет, что чужие губы разбиты в кровь. Вкус так легко почувствовать на языке, корица с перцем, запах дурманит будто опиум. Позади падает на землю последнее тело, добавляя к искрам в воздухе пыль, а война все еще не закончена. Они впиваются друг в друга взглядом, почти сдирая истрепанную ткань, прикусывая солоноватую кожу, сжимая руки до синяков. Никому не хочется хоть на миг закрыть широко распахнутые алчные глаза. Никому не хочется дать слабину и первым бросится в атаку. Секунда, две, три.
Когда Кея опускает веки, под ними все еще полыхают багряным пожары, которые еще долго не утихнут. Он прячет тонфа и отряхивает то, что осталось от рубашки, бросая небрежное «До следующего раза».
Когда Занзас опускает веки, под ними все еще разлиты фиолетовые чернила. Он убирает пистолеты в кобуру и переламывает чужое прощание об ухмылку.
До следующего раза.
В треске огня теряется несказанное «в следующий раз мы сожжем друг друга».

Название: Рейс "Милан-Токио"
Автор:  collapsia
Пейринг: Ямамото/Гокудера
Жанр: драма, romance
Рейтинг: PG-13
Размещение: без предварительного согласования запрещено
Дисклеймер: не извлекаю - не привлекаюсь.
Авторское: написано на заявку с Hot Yaoi Ямамото / Гокудера. На коляске встречать его в аэропорту после долгой миссии. Хвастаться удачной реабилитацией. Неунывающая улыбка.

Рейс "Милан-Токио"

Беспрерывный гул взлетающих и заходящих на посадку самолетов натягивает нервы - до острой, бьющейся пульсом боли в правом виске. Еще полчаса.
Где-то справа надрывно плачет уставший ребенок, это разрывает барабанные перепонки - до тягучей, не отпускающей боли в левом виске. Еще пятнадцать минут.
Слева что-то говорит женщина с идеальным тосканским акцентом и голосом образцовой истерички, это делает взгляд тяжелым - до чужого нервного молчания. Еще десять минут.
Сзади раздается грохот падающего багажа - один, три, пять чемоданов. Звуки многократно усилены акустикой - до того, что каждый кажется забитым в позвоночник гвоздем. Еще пять минут.
Спереди смуглый мужчина с куфией на голове ругается с охраной на ломаном английском, слова как визг и скрежет ржавого металла, пронзительные - до сжатых пальцев. Еще три минуты.
Звуки становятся то тише, то громче, не умолкают ни на миг, и Хаято чувствует себя как в ловушке. За шумом не слышно звука натужно работающих кондиционеров, и легко представить, что их нет вовсе. Летнее солнце раскалило здание миланского аэропорта, белый платок смят и влажен от испарины. Еще две минуты.
Того времени, на которое Хаято прикрывает сухие от недосыпа и зверской жары глаза, хватает, чтобы представить: "Рейс "Милан-Токио" задерживается". Невыносимо хочется курить. Нельзя. Еще минута.
- Объявляется посадка на рейс "Милан-Токио".
Мягкий голос диспетчера совсем не успокаивает, как полтора месяца назад, когда Гокудера вернулся в Италию. Наверное, ностальгия безжалостно взорвана вместе с попавшимися на пути - но сейчас самым важным кажется вернуться в Японию, которая так душила его шесть недель назад, и без которой он теперь не может. Его место там: все меньше сбиваясь, рассказывать о выполненном задании все меньше хмурящемуся Дечимо. Его место там: возле больничной койки, где он, кажется, раньше проводил слишком мало времени. В этот момент самолет отрывается от высушенной солнцем миланской земли, и никому нет дела до сжатых губ Хаято. Об этом проще не думать - как можно было проиграть? Об этом проще не думать - как можно было смотреть этими уставшими глазами, и не вставать, и не улыбаться? Об этом проще не думать - как можно было застрять в этой гребаной больнице? Об этом проще не думать - как можно было истрепать ему, им всем, нервы? Об этом проще не думать. Потому что когда Хаято думает о лежащем на больничной койке Такеши, который был настолько плох, что этот его варийский ублюдок спустил ему поражение с рук, то решает, что свернет ему шею. Хаято ненавидит невыполненные обещания, но сворачивание шеи каждый раз обращается в сухие неласковые поцелуи в висок и неловко встрепанные каштановые волосы. Они пахнут немного солью и немного какими-то травами. За полтора месяца этот запах почти выветрился из памяти, и это кажется невыносимым. Несколько часов полета кажутся невыносимыми.
***
Беспрерывный гул взлетающих и садящихся на посадку самолетов заставляет нервно всматриваться в табло - до боли в уставших глазах. Еще полчаса.
Где-то справа щебечет стайка девушек, и это отвлекает, заставляя всматриваться в обновленное расписание по новой - до боли в уставшей от напряжения шее. Еще пятнадцать минут.
Слева вполголоса переговаривается небольшая группа затянутых в костюмы встречающих, их свистящий шепот раздражает - до боли в ладонях, в которые впиваются ногти. Еще десять минут.
Сзади семейная пара шумно выясняет отношения, и закрытые глаза, и подсчет вдохов-выдохов не помогают - до боли хочется их схватить за плечи и встряхнуть как следует. Еще пять минут.
Спереди служащая что-то объясняет иностранцу, у нее тонкий голос, похожий на скрежет мела по доске - остается до боли стиснуть зубы. Еще три минуты.
Звуки становятся то тише, то громче, не умолкают ни на миг, и Такеши чувствует себя в ловушке. За шумом не слышно звука натужно работающих кондиционеров, и легко представить, что их нет вовсе. Летнее солнце раскалило здание токийского аэропорта; нагретые поручни инвалидного кресла кажутся смертельной ловушкой. Еще две минуты.
Того времени, за которое Такеши обводит взглядом лица друзей, пытаясь понять, не слишком ли беспомощно выглядит, хватает, чтобы представить: "Рейс "Милан-Токио" задерживается". Невыносимо хочется встать на ноги. Он не может. Еще минута.
- Объявляется прибытие рейса "Милан-Токио".
Мягкий голос диспетчера совсем не раздражает, как несколько минут назад, когда он объявлял прибытие другого самолета. Наверное, Такеши говорит неправду, когда отвечает, что его дом в тихом японском городке Намимори - его дом там, где его люди. Поэтому была чужой больничная палата, пропитанная едким запахом лекарств, когда кровать не прогибалась под чужим весом, была чужой собственная непроветренная комната, была чужой квартира Тсуны, в которой полтора месяца было одним человеком меньше. В этот момент показывается шумная толпа прибывших их рейсом, и никому нет дела до стиснутых пальцев Такеши. Он не уверен, что должен быть здесь: не потому что уже привычный к антибиотикам организм плохо реагирует на жару, а потому что инвалидная коляска - клеймо слабости. Об этом проще не думать - как можно было проиграть? Об этом проще не думать - как можно было позволить Хаято смотреть этими уставшими, в какой-то миг почти испуганными глазами? Об этом проще не думать - как можно было застрять в больнице, когда он нужен им всем, когда они должны были отправиться на это задание вместе? Об этом проще не думать - как можно было их обречь на эти полтора месяца? Об этом проще не думать. Потому что когда Такеши думает о чужом уставшем голосе в телефонной трубке, то он боится слишком многих вещей. Боится когда-нибудь оказаться на больничной койке снова, потому что она означает "далеко", боится, что когда-то на больничной койке окажется Хаято, боится, что когда-то на больничной койке окажется кто-то другой. Он не слишком умеет бояться и предпочел бы не учиться, но страх едкий, накрывает с головой, как любое незнакомое чувство, от которого не спрячешься за хорошими воспоминаниями. Чужие сухие губы почти не удается вспомнить, и это кажется невыносимым. Несколько минут ожидания кажутся невыносимыми.
***
У Хаято привычно прищуренные глаза и грубая ладонь, которая слишком сильно сдавливает плечо - как всегда. У Такеши привычно широкая улыбка и звонкий смех, которым он отвечает на сжавшую плечо руку - как всегда. Они оба не любят аэропорты - шумные, людные аэропорты, в которых за полчаса ожидания истончаются нервы. Еще пару секунд.
Токийское солнце слепит, выедает глаза, но когда вне давящих стен здания ветер треплет каштановые волосы, Хаято слышит запах соли и каких-то трав.
Такеши не должен здесь быть, потому что антибиотики, и напряжение, и он, конечно, пытается встать – его усаживают в кресло с почти не резким «кретин». Шаг от аэропорта.
Никому не кажется странным, что теплые его металлические ручки оказываются в руках именно у Хаято, и Такеши запрокидывает голову, говоря, что он идет на поправку. Два шага от аэропорта.
Он все равно, конечно, «кретин», но Гокудера чувствует, что у него самого расползаются в улыбке губы. Три шага от аэропорта.
Тсуна говорит о том, что следующие полтора месяца они проведут все вместе, готовясь к университетским экзаменам – как нормальные люди, а не мафиози. Пять шагов от аэропорта.
Хаято вскользь говорит, что задание, конечно, было пустяковое, но он мог бы справиться быстрее, если бы Ямамото так безответственно не сорвал все планы. Это неслыханный подарок. Десять шагов от аэропорта.
Они оба мысленно ругают себя за эту аэропортную мнительность, нервную боль в висках и тайком выпитые таблетки от нее. Беспрерывный гул взлетающих и заходящих на посадку самолетов затихает. Пятнадцать шагов от аэропорта.
Они оба дома. Больше никто не считает минуты и шаги.


Название: -
Автор:  collapsia
Персонажи: Хибари-centric
Жанр: джен
Рейтинг: G
Размещение: без предварительного согласования запрещено
Дисклеймер: не извлекаю - не привлекаюсь.
Авторское: написано на заявку с джен-феста. 16. Хибари, Намимори. Спать в школе, есть на ходу, мыться над раковиной в уборной. Забыть, когда последний раз был дома, живя в ритме своего города. А-

780 слов, G.

Когда Кея просыпается, шум машин не вливается навязчиво в уши, нет запаха сбежавшего кофе и утренних кухонных перебранок, за окном не мельтешат всегда-спешащие-и-всегда-опаздывающие. Территория вокруг здания как глубокий ров вокруг феодального замка - поглощает всю городскую суету, и на третьем этаже средней школы Намимори Хибари Кея встречает свои утра в благословенной тишине.
Они всегда неизменны, и это радует больше всего - пустые коридоры, дышащий на ладан электрический чайник в кабинете ДК, распахнутые широкие окна и птичий щебет за ними. Кея насыпает на подоконник пшеничного зерна; пока он достает из простенького шкафа смену рубашки и завязывает галстук, от него не остается ни следа. Если на улице солнечно, за пару минут перед распахнутыми занавесками Кея пропитывается светом насквозь, это бодрит лучше наспех заваренного чая, это порция тонизирующих витаминов. Если на улице пасмурно, то легко настроиться на рабочий лад, это почти как медитация в буддистском храме, гарантированный дзен. В Намимори не бывает дурной погоды.
Кея не бывает на первых уроках - он давно прослушал их все, параграфы учебников давно сданы экстерном в официальном порядке, утренние часы принадлежат только ему. Все идут к школе, Кея идет от школы только чтобы потом туда вернуться.
Он завтракает в небольшом ресторане на углу, где в это время мало людей и можно не торопясь есть окономияки, читая купленную по дороге газету. Кея ненавидит телепрограммы, но ему становится дурно при мысли, что какое-то событие ускользнет сквозь пальцы, поэтому он читает газеты с упрямой методичностью, каждое утро. Иногда к остывающему чаю ему приносят данго, просто так. Когда-то давно он вышвырнул отсюда нескольких перебравших, и как-то само собою это место стало "его". Весь город его. Кея не принадлежит никому, кроме родного города. Даже самому себе, и это самый просто способ быть счастливым.
Кея обходит все проблемные места на теле города бегло и привычно - так опытный садовник легко определяет, не затерялся ли среди побегов один гнилой. Но на улицах становится все меньше гнили, обходы стали своего рода ритуалом, и эта маленькая бессмысленность из тех, которые Хибари себе позволяет. Ему слишком нравится городская площадь и узкие переулки, парк в двух кварталах от школы и полупустые детские площадки. Кто-то носит в кошельке фотографии любимых - какая сентиментальная чушь - Кея носил бы фотографии Намимори, но ни в какое портмоне не влезут карточки всех улиц и скверов. Он любит их все без исключения, все до единой. Они заслуживают этого куда больше, чем живущие на них люди.
Он успевает вернуться к английскому, и сдает на отлично зазубренные вчера на крыше глаголы. Он мог бы поступить в Токийский университет, повторяют учителя друг за другом. Кея знает, что мог бы, и знает, что не поступит. Он не собирается уезжать. Токио далекий и чужой, Токио может без него, а Намимори - нет.
Он сверлит взглядом затылок одноклассника на химии, когда тот пытается списать таблицу валентности из книги, и тот очень быстро сдается. Все, кто ходит с Кеей на уроки вместе, хорошо знают свой предмет: никто не смеет нарушать успеваемость прогулами и низкими баллами, никто не выдерживает тяжелого презрительного взгляда, если отвечает чушь. Когда-нибудь, когда придет время подавать аттестаты в приемные комиссии, одноклассники испытают смутное чувство благодарности. Кее все равно.
Все расходятся по домам, и школа постепенно наполняется тишиной. Коридор за коридором, Кея обходит их все, выгоняет замешкавшихся, проверяет работу дежурных. Если на улице тепло, он встречает вечера на крыше, щурясь от солнца и читая учебники, если холодно - в давно облюбованном кресле в торце библиотеки. Обед и ужин сливаются во что-то одно во все том же ресторане, и если зал не полон, Кея задерживается там почитать - уже не всемирную историю, а что-то из японской литературы, заботливо обернутое в прозрачную обложку. Он возвращается в среднюю школу Намимори, когда в городе уже давно светят фонари, и очень редко встречается что-то, что заставляет свернуть с привычного маршрута и восстановить нарушенный порядок.
Телефон Хибари почти всегда молчит. Тревожная трель раздается только если по зеркальной глади воды пошла рябь, если что-то пошло не так - Кусакабе знает свою работу хорошо и докладывает обо всем быстро. Кея не терпит, когда в его городе себя ведут не так, как положено. Он исправляет это очень быстро.
Иногда, совсем редко, в телефонной трубке раздается голос матери, усталый и напряженный. Она спрашивает, когда Кея в следующий раз зайдет домой.
Этот вопрос всегда вызывает у него секундное недоумение. Пока он находится в границах Намимори, он всюду чувствует себя дома, куда бы не пошел.
"Завтра", отвечает Кея, и действительно заходит завтра, что бы он не думал по этому поводу - свое слово положено держать. Его семья принадлежит к тому невыносимому большинству людей, которые называют домом четыре стены и крышу над ними, считая несчастными всех, кто не имеет этого. Хибари Кея называет домом город Намимори от северной до южной, от восточной до западной границы, с небом вместо давящей черепичной крыши. И он считает себя совершенно счастливым.

@темы: Ямамото, Джен, PG-13 (-15), G (PG), Яой, Хибари, Гокудера, R, Тсуна, Занзас

---

Встреча в аэропорту

[Sumiko.]

- Название: Встреча в аэропорту
- Автор: Sumiko
- Бета: Sayset
- Фэндом: Учитель мафиози Реборн
- Тип: гет
- Жанр: Ангст, драма, виньетка,
- Персонажи и пейринги: Дино/Бьянки
- Рейтинг: G
- Дисклеймер: Амано Акира, всё Ваше. Отрывок из песни тоже принадлежит её создателям.
- Предупреждения: ООС персонажей.
- Содержание: Ну вот такая, просто история о том, что принципы свои дороже, чем чувства.
- Статус: Закончен
- Размер: Мини
- Размещение: Хоть куда, но только с этой шапкой
- От автора: Да как всегда сопли. Отрывок из песни в конце Кукрыниксы «Сердце стучит». Спасибо моей любимой бете =*
- От беты: Я вообще когда-то буду бетить что-то не ангстовое?

Серое небо Италии встречало утренний самолёт, он начал спускаться и совершил удачную посадку. Пассажиры медленно выбирались из салона транспорта, оглядываясь по сторонам. Молодая девушка вышла из самолёта в порядке своей очереди, ускорив шаг. Она ужасно хотела добраться до дома, как можно быстрее пройти всю мороку в аэропорту и сесть в первое попавшееся такси, уехать из этого места и просто лечь спать. В самолёте её укачало, что совсем не вызывало позитива, но больше всего она боялась наткнуться на него. Он должен был сегодня вылететь в Японию, именно поэтому она нашла сто причин уехать из страны восходящего солнца. Пока видеть его было неприятно, казалось, что раны, ещё пока не зажившие, снова откроются. С самого начала она почему-то знала, что эти отношения никуда не приведут, только оставят горечь, несбывшиеся планы и мечты. Серая депрессия и фальшивая улыбка. Нет, никто не узнал про их роман, никто не узнал, что они расстались. Может только Реборн что-то подозревал, но не вмешивался не в свои дела. Да и Реборн был такой далёкой и нереальной любовью Бьянки, что просто в один прекрасный момент опустились руки. Она отпустила те чувства и начала бороться за новые, такие нежные и теплые, что просто растерялась. Однако он дал ей время… А потом, когда девушка поняла, что отчаянно влюбилась, поддалась всем эмоциям. Впервые после встречи с ним её глаза сияли счастливым блеском. Комнаты завалены цветами, а гардероб красивыми и открытыми платьями. Вечера, проведённые в Италии, делились теперь только с ним. А не с книгой сопливого романа в руках от которого вроде как и мутило, но одновременно от этих красивых историй стоял ком в горле. После некоторого времени книга летела на пол, но не проходило и пяти минут, как она возвращалась в руки своей хозяйки. Словом, после того, как он появился в её жизни в качестве возлюбленного, всё изменилось. Он звонил после её заданий по просьбе Вонголы. Как-то Тсуна сказал, что во время её миссий его друг ходил по комнате нервный, казалось, что парень давно уже знает, сколько шагов в себя вмещает комната. Савада тогда ещё так удивился этому, но Бьянки просто перевела разговор в другое русло. Было так приятно знать, что кто-то за тебя переживает, хочет уберечь от бед. Значит она и вправду ему нужна, это не пятиминутный порыв или же просто страсть, как бывает порой. Хотя сложно было представить его легкомысленным бабником, но у страха глаза велики. Но когда страх побеждён, путь полностью открыт и спокоен. Так всегда, влюблённость застилает глаза белым туманом, кажется, что ты не расстанешься с этим человеком, что он твоя половинка, которую ты ищешь в серых буднях и одиноких ночах. Но нет, порой можно ошибиться в выборе человека, а порой просто совершить неверный шаг. Кто знает, какие факторы влияют в тот или иной момент нашей жизни. С Бьянки получилось так же. Одна его ошибка и отчего-то она не смогла его простить. Самое страшное это просто недопонимание, ссоры, всё это омрачает светлые чувства, заставляет отвернуться от человека. Он что-то делал не так, она… Оба в какой-то степени виноваты, вот только вину свою принять сложно, проще обвинить другого. Бьянки понимала, что тоже была неправа, но и он мог пойти ей на встречу. Непробиваемую стену можно было разрушить, вот только сложно оставить свои принципы позади. Даже если это касается твоего сердца. Ход сделан, одиночество тёмным плащом укутывает её, об этой ошибке она будет жалеть всегда, такова её сущность.
Ноги почему-то плохо слушались и у Бьянки было ощущение того, что она в какой-то прострации, но всё так же девушка грациозно вышагивала на своих каблуках. Вот уже дошла до здания аэропорта и заходит внутрь, всего ничего осталось потерпеть, хорошо бы между делом было узнать, когда вылетает рейс в Японию. Закончив все необходимые проверки и процедуры, Бьянки одела свою большую шляпку и уверенным шагом пошла к выходу. В маленькой сумочке на плече были визитки таксистов, она достала визитницу из сумки и тут же уронила её на белый пол. Стоило поднять глаза, как она увидела его, да что там увидела, чуть не врезалась мимо проходя. А он стоит, такой же наивный как всегда, но внушающий спокойствие и защиту, смотрит внимательно красивыми глазами. Бьянки растерялась, но хватило пары секунд, чтобы взять себя в руки, она присела на на корточках и подняла свою визитницу.
- Привет, - произнёс он своим бархатным голосом.
- Привет, - отвечает она и всё больше желает сейчас уйти.
- Только прилетела? – грустно улыбается.
- Да, решила взять отпуск.
- Я думал, мы там встретимся, - всё та же улыбка и всё такой же он.
- А ты собираешься в Японию? – напускное удивление.
- Да, решил навестить Тсуну и уладить кое-какие дела.
- Оу, ну удачной поездки, - только она собиралась сделать шаг и пойти дальше, как последовал очередной вопрос.
- Ты же не из-за меня уехала?
- Нет, конечно. Просто устала, я даже и не знала, что ты летишь в Японию.
- Ясно, как у тебя дела?
- Всё замечательно, у тебя как? – она поняла, что он ей не поверил.
- Всё по старому, всё так же…
- Ты извини, я совсем не выспалась, давай в следующий раз поговорим?
- Ты думаешь он будет? – Дино засунул руки в карманы куртки.
- А почему бы нет?
- Ты прячешься от меня.
- Нет, я же объяснила свою причину…
- Накануне моего приезда? Брось… Зачем обманывать? Да и в целом, ты не отвечаешь на звонки, ты игнорируешь меня при любом удобном случае. Я понимаю, что виноват, что лишнего наговорил, но неужели недостоин прощения?
- Я могу сказать тебе причину моего отъезда, на этом мы разойдёмся, и я смогу спокойно поехать домой и лечь спать?
- Как хочешь.
- В таком случае я пойду.
- Знаешь, я до сих пор любл…
- Не стоит, давай без этого? Забудем всё, удачной поездки, пока, - Хаято быстро пошла дальше, - Не нужно ворошить прошлое, у нас есть теперь. В прошлом мы поняли, что в будущем не можем быть вместе. Несовместимы. Слишком разные и далёкие друг для друга, - тихо сказала девушка, отойдя на шаг, а затем продолжила дальше свой путь. А что теперь? Да ничего… Такие же вечера с книжкой в руке, только вот боль останется и всё та же фальшивая улыбка, показывающая, что всё хорошо. Может, стоит и вправду поверить, что всё хорошо? Бьянки одела солнцезащитные очки, поправила шляпку и пошла к стоящему у дверей таксисту. Так будет лучше, так будет теперь всегда.

Падают звезды,
Падают листья на асфальт.
Нам слишком поздно
Что - то повернуть назад (с)

@темы: Дино, Гет, G (PG), Бьянки

---

\\Внезапности и их последствия. Фик от семпая\\

[Yurenwer]

Фендом: Реборн; Reborn!
Автор: Vergil Sempai
Название: Обыкновенные Внезапности и их последствия
Жанр: Юмор (шёпотом: стеб), местами романтика ну или что-то вроде того,
Рейтинг: PG-15
Пейринг: Цуна\Занзас,Tsuna\Xanxus, 27X
Дисклаймер: Амано=Реборн. Семпай=фик.
От автора: писалось в подарок для моей жены Mrs. Xanxus в честь нашей дайрисвадьбы ^^
Предупреждения: хотел написать драббл, но здесь 9 гребаных страниц и 2783 всяких разных слов. Ну это так, на всякий случай. А вообще большой и жирный намек на яой и жуткий OOC Цуны. Вас предупредили. ООС тру ООС, так что тапок в эту сторону, если что, не кидать : D
P.S.: Ну и Занзас, наверное, не меньше ООС...

Please read moar?

Однажды дверь в дом Савады выбили мощным пинком.

Сам Цуна, вообще-то, давно уже привык, что его дом - это филиал дурдома. Тут тебе в одном флаконе и десятилетняя базука, и Хибари-сан со своим камикоросом, и Мукуро с трезубцем и пошлыми намеками (в адрес то ли хозяину дома, то ли Хибари, то ли трезубцу), а также куча других на голову радостных психов.

Вообще-то Саваде это давно уже надоело. Однако деваться было некуда - поэтому он попросил у мамы на день рождения доску для дартса и просто со всей силы метал туда дротики и иногда случайно, непонятно каким образом оказывавшиеся у него под кроватью с завидной регулярностью ножи Бельфегора.

Это хорошо успокаивало.

После конфликта колец доска была вся в дырках. А кое-где даже проглядывали стыдливые царапины на двери. Ровно в середине виднелся след от пули шальной, ну или не такой уж шальной, пули, которая по определению дура.
Всё-таки дом будущего мафиози - это дом будущего мафиози.

Однако чаша терпения Цуны переполнилась именно тогда, когда недавно отремонтированную после "великой битвы Ламбо-сана и этого неудачника Реборна" - хорошую, новенькую, стальную дверь, шифрующуюся под деревянную, выбили дорогим, начищенным до блеска Варийским сапогом.

- Мусор. - Послышался из коридора знакомый голос.

Цуна, поедавший в это время рамен, аккуратно сложил палочки и вздохнул.
Ну почему именно он, почему? За какие-такие грехи?
Потолок, к которому потомок Примо страдальчески возвел горе очи, предпочел смолчать.
Однако незваный гость молчать не собирался. Тяжелые сапоги протопали на кухню, и вот в дверях уже высилась статная фигура босса Варии, грозы всех мужчин и обольстителя всех женщин...
Цуна решил, что нужно сжечь спрятанную у него под подушкой от посторонних глаз Бронте.
Лучше бы он читал Драйзера.

- Мусор. - Категорично заявил Занзас. - Теперь я буду здесь жить.
"А с хрена ли?", подумал Цуна.
Занзас вежливым пинком выдвинул себе стул и бесцеремонно уселся на него, закинув ногу на ногу.
- Понимаешь, поссорился я.
Цуне, честно говоря, было глубоко плевать с кем, когда и почему поссорился Занзас. Но так как образ требовал вежливости, Савада посмотрел на гостя большими глазами раненой лани и тоненьким заикающимся голосом спросил:
- С-с кем?
- С кем, с кем... С мусором. - Занзас скрестил руки на груди и вздернул подбородок.
"Значит, со всем миром", решил Цуна.

- ...Поэтому, мелкий, я теперь буду жить у тебя. Запоминай правила: кормить три раза в день, я ем только баранину...
- Под чесночным соусом? - Не удержался Цуна. Занзас грозно зыркнул на него и Савада предпочел сделать вид, что испугался.
- ...Так вот, баранину. Когда я сплю - меня не будить, громко не разговаривать, и вообще не шуметь. Гранаты кидать только после предупредительного вскрика. Если тронешь мои волосы - ты труп.
Цуна спрятал ухмылку. Занзас, конечно, не был дураком, но внешняя разведка Варии тоже не всегда идеальна. А шпион из Леви был хоть куда - он был всего-то два метра ростом, что рядом с фонарным столбом школы Намимори его было совсем незаметно.
Это означало, что не видел его только Хибари, и то только потому, что перед ним стоял мучительный выбор: Мукуро или Дино? Дино или Мукуро?
Аська надрывалась, Хибари нервничал, тонфы нетерпеливо дрожали в руках. Он жаждал чьей-то крови. Либо ананасовой, либо лошадиной.
В этот момент двухметровые мужики, косящие под школьниц в сейлор-фуку и читающие откровенно развратный порно-журнал его мало интересовали.

* * *
Занзас не знал, что его кошмар только начинался.
И черт его дернул послушаться совета Бельфегора и пойти жить к Саваде.

Потому что Савада оказался вовсе не таким, каким его себе представлял босс Варии. Совсем не таким.
Нана уехала в долгосрочный отпуск куда-то на деньги Реборна, так что Цуна жил один. Ну то есть теперь уже не один, а с Занзасом.
И Занзас уже начинал думать, что пора идти мириться со своим родным Варийским мусором.

Утро начиналось с того, что босс начинал кашлять. Кашлять хрипло, надсадно, и долго.
Цуна сидел рядом, и, мечтательно улыбаясь закрытому окну, курил Беломор.

- Мусор? - Словарный запас Занзаса всегда поражал своим обилием, но порой одним словом он мог выразить все те эмоции, что не могли выразить в романе в четыреста страниц.
- С добрым утром. - Сообщал Цуна, выдыхая едкий дым прямо в лицо Боссу Варии. - На завтрак у нас особое блюдо. Называется "приготовь себе сам". Яйца в холодильнике. Если их там нет и лежит какая-то замороженная сова с разноцветными глазами, не обращай внимания. Это на обед.

Босс Варии конечно знал, что исторически мужчины всегда охотились. Но Занзас не знал, что и в продвинутый двадцать первый век Цунаеши настолько сильно уважал традиции.
- Эй, мусор. А в лоб?
Обычно эта фраза срабатывала, особенно когда Занзас вытаскивал пистолеты.
Однако Цуна лишь затушил сигарету о штору и пожал плечами.
- Не хочешь, не надо. Если деньги есть - за углом магазин Кавахиры. Нет - твои проблемы.

"За углом" оказалось на деле на другом конце города.

Как видимо Цуна обладал не только удивительными большими глазами, которые смотрели с вселенской тоской голодающих Поволжья, но и географическим кретинизмом.
Возвращаясь домой, Занзас находил там Цуну в наушниках, в которых громко играла какая-то музыка, и три бутылки коньяка на полу возле выхода.
- Это что, мусор? - Не то чтобы Занзас возражал; ему было плевать на возраст будущего босса Вонголы, однако то, что не поделились с ним, его возмущало.
- Бутылки. Молочнику. Ослеп что ли? Окулист живет напротив, если что.

Неизвестно, как Цуна услышал его через Maximum the Hormonе, игравший на полную катушку, но Занзас не впечатлился. «Напротив» вполне могло означать в другой части континента.

- Кстати, советую в ванную не заходить в ближайшие часа два.
Занзас, который как раз хотел туда направиться, остановился.
- Это ещё почему?
- Я ещё не убрался там. - Предупредил Цуна. - Там немного грязно.

"Немного грязно" означало, что в ванной лежат два трупа, а в ванной валяются чьи-то мозги. Предположительно, принадлежащие одному из трупов. А может и обоим сразу.
- Это служба доставки пиццы. Они принесли мне с шампиньонами, случайно перепутав заказ. Ненавижу грибы. - Пожаловался Цуна, доставая из пачки вторую сигарету и закуривая.
Одновременно в наушниках у него гремела Металлика и в тетрадке писалось что-то, отдаленно похоже на функции и графики.
Занзас честно засомневался, что разносчикам пиццы позволяют иметь при себе беретты тридцать третьего калибра со снятым предохранителем. Но решил не спрашивать, лишь понимающе хмыкал.
В конце-концов Занзаса выводило из себя не это. Он отлично помнил себя в годы Цуны, и прекрасно осознавал, что сам был таким маленьким мусором. Хотя может и не таким милым.

Его выводило из себя то, что за ним никто не присматривает. Не ухаживает, как в Варии. Не подносит стаканы, которыми можно было бы кидаться. Не орет на него "враааай, чертов босс" и не лобызает ноги. Более того, всем на него плевать. А милый Савада, на которого все молятся, ругается в три этажа, курит тяжелые сигареты, любит громкую музыку и даже, как выяснилось, имеет парня.

И не одного.

Впрочем, последнее было опровергнуто самим Цуной.
- Однажды Ямамото, Гокудера и Рёхей случайно узнали друг о друге. После этого Реборн решил, что они станут моими хранителями, а я работу и личную жизнь не смешиваю. Хотя знаешь, Занзас, для тебя я могу сделать исключение.
Самое ужасное началось тогда, когда у босса Варии затекла спина от вечного почивания на стуле. Он перебрался на кровать, а на кровати уже был Цунаеши, по некоторому роковому стечению обстоятельств. Например такому, что дом, вообщем-то, принадлежал Саваде.
И комната, в которой Занзас мог нормально и с комфортом расположиться, была именно комната Цуны.

...Который обычно спал обнаженным и во сне любил прижиматься всем своим хрупким и трепетным телом к Занзасу.
Проводить как минимум час под холодным душем для Занзаса стало обычным делом.
Причем последней каплей обычно бывали сонные, затуманенные глаза Цуны и немного заикающееся "с добрым утром", которое говорил ему Цуна, запуская пятерню в свою каштановую шевелюру.
Эти глаза раненой лани. О Господи. Занзас думал, что после того, как этим пытался его задобрить Бельфегор (что не прокатило ибо глаза принца были, увы, не видны из-за длинной и пафосной челки) и Леви (после чего Занзас честно блевал в туалете минут десять), он думал, что этот причем на нем не сработает.

А вот черта с два.

И не только срабатывал, но и даже сверх меры. Занзасу начинали сниться эротические кошмары о беломоре, каштановых волосах и глубоких карих очах. Где-то на задворках сознания прыгал Сквало, а ещё дальше к створкам разума подбирался Фран. Однако Цуна был ближе. Можно сказать, сопел у него под боком. И от этого милого зрелища перехватывало дыхание. Равно как и от запаха жуткого перегара по утрам.

А ещё оказалось, что доброго милого Цуну боится вся школа. И Хибари в том числе.

Спустя четыре дня Занзас хотелось сбежать. Пустые бутылки, пачки из-под сигарет и трехэтажный мат каждый день были для него делом привычным, однако только тогда, когда это он все делал сам.
Просто вся остальная Вария гуляла где-то вдали от босса.
Никто не хотел напиться настолько, чтобы проснуться с синяками и переломами. Или вообще не проснуться.
Добили его немецкая порнуха, коллекцию которой имел Цунаеши под телевизором (отнекиваясь тем, что это его отца),диски с Наруто под диваном и сёдзе-манга вместе с трепетно припрятанной Жорж Санд под подушкой.

Также Цуна был суров и сентиментален, как понял Занзас однажды ночью, когда Савада нагло взгромоздился ему на бедра.
- Хочу большой, светлой и чистой любви. - Заявил ему Савада, ёрзая. Занзас честно не понимал, что происходит.
- То есть очень хочу! Вот прямо очень! Ты же мне подаришь одно маленькое колечко, да?
Когда глаза раненой лани были на расстоянии трех метров, всё было ещё ничего. Терпеть можно. Но когда они смотрели на тебя настолько близко, что ты видел веснушки на лице Савады, это начинало напрягать.
- Одно я тебе уже подарил. - Сказал Занзас, вспоминая их недавнюю битву. Руки его как-то незаметно оказались на хрупких узких бёдрах Цуны. - Чего тебе ещё от меня надо?
- Дом на Канарах и личный вертолет. А ещё пять блоков Беломора.
- А не жирно будет? - Хмуро поинтересовался Занзас.
- Жирно. Мне хватит и парка аттракционов имени меня.

Цуна будто бы случайно изогнулся, желая, видимо посмотреть время на часах, а Занзас почувствовал, что близится восход.
Причем совсем не там, где бы хотелось, потому что на часах вообще было всего девять вечера. До солнышка далековато.
- Знаешь, мусор, я бы ещё поверил, что тебе хочется светлой и большой любви, если бы не трупы в ванной. - Занзас решил, что будь что будет. Тем более что он был бы не прочь, очень даже не прочь...
- А что я, Занзас-сан? - Невинно спросил Цуна.
Босс Варии решил, что не прочь прямо сейчас. Немедленно. Сию минуту.
- Знаешь, я подумаю.
- И я непременно хочу , чтобы всё было красиво и круто: шарики, белое платье, пара амбалов с пулеметами на входе...
Минуту Занзас молчал, точно обдумывая что-то.
В конце-концов он вздохнул, и, как-то по-собственнически необычно притягивая к себе Саваду и, касаясь губами его ключицы, мрачно спросил:
- Реборн?
Цуна сначала решил притвориться немым, но потом раздумал. На самом интересном месте прикидываться столешницей было бы не очень выгодно и логично.
- Реборн. - Решил согласиться Цуна, расстегивая пуговицы на рубашке босса Варии.
Босс Варии был не против. Однако его интересовал ещё один вопрос.
- Ты же хотел вроде жениться на той женщине, Сасагава кажется?
Внезапно Занзас почувствовал, что в кадык ему упирается ему дуло пистолета. Причем его собственного.
- А кто сказал, что я до сих пор не хочу?

Занзас посмотрел на Цуну. Потом посмотрел куда-то чуть ниже. После чего криво усмехнулся, и, откинув голову назад, глухо засмеялся, игнорируя оружие, все ещё касающееся его горла.
- Знаешь, я быть может и поверил бы что хочешь, но серьезный стояк в штанах в будущем великого босса Вонголы почему-то убеждает меня в обратном. Даже не знаю, и почему бы?
- Сарказм тебе не идет.
Занзас никогда не нервничал, будучи под дулом пистолета. Но в руках Цуны, который вместо невинного одуванчика на деле оказался милым кактусом, пистолет приобретал какой-то особый, двойственный смысл.

* * *

Занзас впервые в жизни чувствовал себя с утра настолько хреново.
Он никогда не напивался, думая, что это выше его, а поэтому такое состояние было для него впервые. Хотя конечно, с мигренью он, как и большинство населения нашей планеты, увы, был знаком.
В кровати он лежал один. Мелкого мусора Савады нигде не наблюдалось.
Однако при кратком обыске босс Варии нашел свою аккуратно сложенную одежду в углу и записку на столе:
"Я позаимствовал твой кошелек. Спасибо большое, Занзас. Надеюсь, ты выспался.
С. Цунаёши"
Всё, что ниже спины, нещадно болело.

Босс Варии решил, что радикулит - болезнь страшная. Особенно в раннем возрасте. Логичный вывод Занзаса номер один - пора убить Саваду.
Позвоночник согласно щёлкнул. Копчик как-то странно заныл. О том, что ниже копчика, Занзас предпочел не думать.

Логичный вывод номер два не заставил себя долго ждать и всплыл в голове утопленником памяти в словах Франа: "Босс, радуйтесь, что не геморрой". Впрочем, в словах Франа тоже была доля истины: потому что Занзас сидел в своем кресле больше, чем Мукуро тратил бесценные клетки своего мозга на размышления о том, когда же ему напасть на Хибари - когда он будет в душе с тонфами, или в кровати, но опять же с тонфами, или на Хибари в школе, с тонфами и Хибердом...
- Всё когда-нибудь бывает в первый раз... - Напевал Цуна, закуривая на пути домой очередную сигарету из новенькой пачки.
Сегодня он решил побаловать себя Лаки Страйкс.

* * *

"Чтоб я ещё раз согласился пожить у Савады. Лучше уж крики Сквало каждый день слушать".
Босс Варии вернулся обратно к себе, не выдержав и недели в доме Савады. Теперь его вновь раздражали: Леви, стоящий всегда и везде в качестве вешалки\шкафа\подставки для обуви, ор Сквало, шампуни, которые заканчивались слишком быстро все из-за того же Сквало, фальшивые деньги, которые любил подкладывать ему Маммон, забирая настоящие, надоедливый смех Бельфегора, сарказм Франа по утрам и его дурацкая лягушачья шляпа (а также комментарии в сторону Луссурии, который на кухне готовил им вафли и мясо с кровью в розовом фартуке). Всё это так бесило его, выводило из себя и заставало раздражаться

Но в то же время, черт, как он соскучился по своему самому лучшему мусору на свете!
В доме Савады особо не поорать было насчет баранины вместо телятины. Более того телятины в доме Савады вообще не было, один рамен да вчерашние недосушенные суши. А начнешь скандал закатывать, так он затянется своим Беломором, наденет наушники, и будет продолжать его игнорировать.
Предварительно спрятав где-то все патроны к парабеллумам. И коробочку с Лигром.
Вернее, не так. Лигр прекрасно находил общий язык с Натсу. А вдвоем они находили общий язык с лососем из банки, который Савада покупал в консервах, впоследствии предоставляя им как свежевыловленный завтрак.

Животные из коробочек велись и все равно наслаждались едой.

А Занзас до вечера искал патроны. И находил их в самых необычных местах. Один раз, например - в карманах собственных штанов.

Савада, может, и был "Тупым Цуной", но методы Шерлока Холмса он постиг основательно. Ибо хочешь что-то спрятать, посмотри на самое видное место. Этим Цуна нещадно пользовался.
В то время как Занзас проклинал все на свете и искал боеприпасы, Савада не обращал ни на что внимание и слушал T.M. Revolution и пил Адреналин Раш.
Разговаривать с ним было в это время решительно невозможно.
А ведь на самом деле (хотя об этом никто не знал) ведь Занзас был молодой человек тонкой душевной организации. За закрытыми дверями он читал Басё, писал хокку и занимался каллиграфией, на досуге лелея мечты о всемирном Господстве и цитируя Ницше. И ему больно было смотреть на такого Саваду.
Становилось то ли завидно, то ли очень обидно.
* * *
Однако недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах.
- Занзас-сан... - На пороге Варийского особняка, стыдливо переминаясь с ноги на ногу, стоял Савада. - Я к вам жить.
"А с хрена ли?" подумал Занзас. Причем по какой-то неведомой причине у него возникло чувство дежа-вю.
- Понимаете, я с мамой поссорился.
Многозначительная пауза босса Варии не впечатлила.
- Совсем поссорился.
"Видимо Нана не выдержала раскиданных по всему дому ошейников".
Натсу и Лигр любили играть и не любили ошейники.
Оставалось надеяться, что мама Савады не подумала ничего плохого.

- Значит так, Савада, запоминай: жратву готовит Луссурия. Ножами кидается Бельфегор. Фран умничает. Маммон имеет мозг и бабки, причем делает это параллельно. Сквало орет. Запомнил? А теперь ты уверен, что ты хочешь тут жить?
- Конечно хочу! - Бодро ответил Савада, кидая чемодан, который до второго этажа тащил Сквало (поддавшись влиянию больших и наивных глаз Цуны, но который он за закрытыми дверями прекрасно сам поднимал одной рукой) на кровать Занзаса.
Глаз Занзаса задергался.
- Са-ва-да...
Босс серьёзно начинал злиться.
Откуда-то снизу, словно чувствуя настроение начальника, послышался мат Сквало, навернувшегося с лестницы.

...Цуна взглянул на него, похлопал ресницами и закрылся наушниками от внешнего мира, падая на кровать.
Футбока опасно задралась, открывая соблазнительный вид на тонкую юношескую спину и молочно-белую кожу.

Дверь истерично хлопнула. Занзас решил сделать звонок государственной важности.
Интересно, у Бьякурана в будущем не найдется для него немного мест? И желательно без Вонголы. Совсем.

* * *

- ...Как Занзас пропал!?
Когда надо, Савада мог орать не хуже Сквало.
Лучшему Варийскому мечнику стало даже как-то творчески обидно.
- Он ещё должен мне пять блоков Беломора, и хрен с ними Канарами!! А ну говорите быстро, где он!?
- Хм... - Реборн ухмыльнулся, пряча лицо за полями широкой шляпы. - Кажется, в будущем.
- Отлично! - Савада горел энтузиазмом, который при показе списали на страх перед неизвестностью. - Вперед, в будущее!
- Ха-ха, назад, в будущее! - Согласился Ямамото.
- Хорошо, а я здесь при чем... - Пробормотал Хибари, но решил не перечить.

Красноречивый взгляд Савады иногда сдерживал любой камикорос.

Новая арка в Реборне началась.

@музыка: Что-нибудь очень пафосное :3

@темы: Вонгола, PG-13 (-15), Яой, Тсуна, Вария, Занзас

---

Сладости.

[Гранкин.]

Автор: Nacaiko.
Бета: Una Tazza Di Caffe
Название: Сладости. (Если честно, название еще не совсем придумано, ибо автор запутался)
Дисклеймер: Все права на героев принадлежат Амано
Варнинги: ООС, инцест.
Рейтинг: PG-13
Фендом: Реборн.
Пейринг: Гокудера/Бьянки
Размер: Мини.
Жанр: Романтика, романтика и еще раз романтика. Инцест.
Статус: Закончен.
Размещение: С моим разрешением и указанием ссылки
Саммари: Гокудера приготовил свое сестренке маленький сюрприз.
От автора: Большое спасибо Una Tazza Di Caffe за идею. Если бы не она, этого бреда фанфика не было бы)

Комната. Небольшая. Сладкий аромат витает в ней, перемешиваясь с горьковатым дымом от сигарет, создавая удивительный контраст. На маленьком круглом столике стоит множество тарелок, наполненных различными сладостями. Там было абсолютно все, что только может пожелать заядлый сладкоежка: конфеты, пирожные, печенье, мармелад и прочее. Рядом, только уже на маленьком стульчике, стояла большая тарелка с фруктами. Множеством фруктов.
И только его это не вдохновляло. Парень с пепельным цветом волос сидел на подоконнике, куря свои любимые сигареты и угрюмо оглядывая комнату и всю находящуюся там еду. Он не любил сладкое, а что касалось фруктов, то их он мог есть только в каком-нибудь блюде.
Парень сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в открытое окно. Было лето. Слишком жаркое лето. И ему это не нравилось. Хотя сегодняшний день был на удивление тихим. Легкий, прохладный ветерок, казалось, облегчает жаркую погоду, но это только казалось. Как было ужасно жарко, так и осталось.
Тут в дверь легонько постучали. Парень испуганно вздрогнул, но тут же заставил себя успокоиться. Он знал кто это. Он сам ее позвал. Сам.
- Подожди, не входи, - опередил он ее, предуреждая её вопрос. Парень схватил рядом с собой маску для сна и осторожно, открыв дверь так, чтобы не увидеть того, кто за ней стоял, передал ее девушке. - Надень.
Та сильно удивилась такому поведению брата и тут же задала вопрос, которой задал бы любой на ее месте.
- Зачем, Хаято, я и так в очках.
- Нет, сними их и надень это, - холодно ответил парень. - Просто надень. Это сюрприз, - от этого слова Гокудера невольно закатил глаза. Ему не очень нравилась вся эта ситуация, однако почему-то хотелось выполнить свои бредовые замыслы, или, как он выразился, сюрприз.
- Но… - девушка была в крайнем замешательстве, но все-таки решила не препятствовать желаниям своего брата и надела эту маску. Для нее это все очень было странно, но если брат решил с ней заговорить, или что он там собирался делать, то этот шанс ни в коем случае нельзя упускать. - Теперь можно входить?
Гокудера открыл дверь и, взяв свою сестру за руку, осторожно провел ее в кресло, которое стояло рядом с маленьким столиком, ибо ее шанс упасть в этой комнате был достаточно велик.
Девушка все еще неуверенно опустилась на предложенное место и на слух стала ориентироваться, где же сейчас ее брат. Хаято же сейчас боролся с острым желанием закурить и открыть второе окно в комнате. Так неловко ему было.
- Эм, Хаято, ну, вот скажи мне, зачем ты мне прислал смс-ку в 9 часов утра со словами «Приди ко мне в 12. У меня к тебе серьезный разговор»?- подала голос девушка, когда тишина достигла своего апогея.
Парень нервно прикусил губу и посмотрел в окно на беззаботных детишек, играющих в футбол. Ему нечего было ответить. Серьезный разговор - лишь предлог, не больше. Ему надо было исполнить свой замысел, свою идею, сюрприз, но почему-то он колебался приступать к его выполнению.
- Понимаешь, - отозвался он, немного придя в себя. - Я тут кое-что подготовил, эм. Даже не знаю с чего начать. Только прошу отвечай на мои вопросы, какими бы странными они ни были, и не говори ничего лишнего. - голос парня снова приобрел серьезный тон, ибо эти слова придавали уверенности Хаято.
- Эээ, ну ладно, - неуверенно пробормотала девушка, с каждым разом все больше и больше убеждаясь, что с ее братом творится что-то странное.
Хаято тем временем аккуратно взял в руку клубничную мармеладку, напоследок с отвращением на нее глянув, ибо этот вид сладостей ему не нравился больше всего, и подошел поближе к сестре, как можно нежнее произнеся:
- Бьянки, ммм, открой ротик.
Эта фраза убила любое последнее разумное объяснение тому, что сейчас делает ее брат, в голове девушки. Жаль, мы не можем увидеть ее удивленные глаза, потому что черная непроницаемая ткань маски не дает нам этого сделать.
- Хаято… Эм, зачем? - испуганно спросила Бьянки, вжавшись в кресло, так как Гокудера в это время уже удобно расселся на подлокотнике и был буквально в нескольких сантиметрах от нее.
- Прошу, не задавай лишних вопросов, просто делай то, что я говорю.
Девушка, немного поколебавшись, все-таки открыла рот и с интересом ждала продолжения этого сюрприза. Хаято, у которого покорность сестры вызвала лёгкую улыбку, аккуратно положил в ее рот мармеладку. Бьянки, сначала немного испугалась, когда обнаружила что-то у себя во рту, а потом решила проверить и ,обнаружив довольно сладкую мармеладку, неловко съела ее.
«Он, что решил накормить меня?!» - пронеслось у девушки в голове, от чего ей очень захотелось посмотреть в глаза своему брату. Однако продолжение «банкета» интересовало ее куда больше.
Гокудера тем временем взял со стола новую сладость. Это было шоколадное печенье, которое он также не любил. Ласково проведя сначала по шелковистым волосам сестры, потом по лицу, он нежно прикоснулся к её подборожку, слегка вздёрнув его вверх. Бьянки, никак не ожидав подобного от брата, собиралась возразить, ибо это перешло все границы, но как только она открыла рот, в нем тут же оказалась небольшая печенька.
- Умница, - прошептал Гокудера прямо над ухом сестры бархатным голосом. Хаято сам начал себе удивляться, откуда у него возникло столько смелости.
Бьянки, уже начиная думать, что все это сон, смущенно съела эту печенюшку, появившуюся так некстати. Но, когда она решила возобновить попытку накричать на очень странного брата, то есть открыла рот - в нем снова появилась еще одна сладость. Кусочек шоколадного торта.
- Я знаю, это твой любимый, - довольным тоном промурлыкал Хаято, любуясь ее красивым лицом. Он уже начинал забывать, что творит. Единственное, что могло вернуть его на землю - это сигареты, но парень очень усиленно пытался подавить это желание.
Это все продолжалось долго. Сладость за сладостью. Гокудера все время бережно гладил ее по голове, пропуская через свои пальцы красивые волосы сестры, дотрагивался до ее лица, неловко, небрежно, но все же довольно нежно. Ему даже начинало казаться, что сладости действительно вкусные. И его это начинало пугать.
Что же касается самой «сладкоежки», то она просто решила - будь что будет, потому что все это действительно было соблазняюще, маняще. Ей это нравилось, поэтому она решила, что потом разберется с причудами своего братца. Ведь всё-таки раньше он к ней и на метр боялся подойти. А тут...такое.
Последн­яя сладость в виде аппетитного бананового мороженного оказалась у нее во рту и она неловко облизала серебренную ложечку.
- Что это было? - тихо спросил Гокудера.
- Эм, мороженное, ванильное, - с сомнением ответила Бьянки, облизывая свои губы, от чего у Гокудеры чуть ли не сорвало крышу. Так сексуально это выглядело.
- Неправильно… - произнес он и неловко, не соображая, что делает, поцеловал ее в губы. Бьянки, в захлестнувшем её внезапном порыве удовольствия, приоткрыла рот, без колебаний пропустив туда шаловливый язычок брата. Ответа на поцелуй парень не ожидал, но не воспользоваться этим не мог.
Целовались они недолго. Он медленно облизывал ее губы, она в свою очередь кусала его, но в какой-то момент Хаято все-таки очнулся от наваждения и резко отпрянул от сестры. Удивление на его лице было немного большим, чем у Бьянки. Глубоко вздохнув, он взял себя в руки и, отойдя к подоконнику, схватил пачку сигарет и нервно закурил. Вот то, что ему хотелось больше всего, вот то, что могло заставить его трезво мыслить.
Гокудера все еще испуганно поглядывал на свою сестру, которая колебалась - снимать маску или нет, но все-таки решила первое, ибо второе могло привести к плохим последствиям.
- Так, - очень серьезно произнес парень и, выкинув в окно уже истлевшую сигарету, глубоко вздохнув, продолжил: - Я сейчас уйду. У тебя будет 15 минут на то, чтобы прочитать записку на столе.
Он очень быстро вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Бьянки неуверенно сняла надоевшую маску и удивленно оглядела комнату. Сладости, фрукты - это все произвело огромное впечатление. Наконец, на её глаза попалась записка, о которой говорил брат. Девушка резко схватила ее и принялась читать красиво выведенные иероглифы.

«Если ты это читаешь, значит мои предположения оправдались, и я не удержался. То, зачем я сюда тебя позвал, зачем устроил все это - было только с одной целью - сказать тебе спасибо. За все. За те письма, принадлежавшие моей матери, которые ты бережно хранила, за правду о ней, которую ты мне рассказала, даже за детство... Просто спасибо. Если бы не ты… Думаю, все бы было по-другому, а может... Впрочем, сейчас я не о том. Я благодарен судьбе, что у меня есть такая хорошая, хоть и не умеющая вкусно готовить сестра.»

Девушка отложила письмо и улыбнулась. Какой же он все-таки… Она посмотрела на распахнутое окно и на три пустые пачки сигарет. Теперь она рассмеялась почти во весь голос. Нелепо, действительно нелепо.
- Хаято, эх, какой же ты все-таки еще ребенок… - Бьянки, в последний раз оглядев комнату, поднялась с кресла и спокойно ушла, все еще улыбаясь собственным мыслям.

@темы: Гет, PG-13 (-15), Гокудера, Бьянки

---

[Katyonok2109]

Название: Она
Фэндом: Hitman Reborn
Автор: Katyonok2109
Жанр: не определилась. Была бы благодарна, если бы кто-нибудь это сделал за меня =_="
Персонажи\Пары: Нэт
Отказ от прав: Персонажи и оригинальный мир Реборна мне не принадлежат.
Предупреждения: Жирный ООС. Ну разве Хибари простил бы уничтожение его повязки? Х)))
Статус: закончено

Хибари открывал один за другим ящики стола в кабинете дисциплинарного комитета в поисках новой повязки на плечо. Настроение при этом его не было хуже, чем обычно. Единственное, что принесло ему неудобство – это пришлось встать гораздо раньше обычного, чтобы успеть придти в школу, взять запасную повязку и успеть нацепить её на плечо раньше, чем кто-либо его увидит и заметит при этом, что главного предмета при нем нет. Хибари даже нервно сглотнул, когда не нашел её сразу. Лишь вытряхнув содержимое всех ящиков и кое-как запихнув все это обратно, он нашел то, что искал.
Ему, если честно, совершенно все равно, как он выглядит – будь то жирное пятно на брюках или мятая рубашка. Но повязка главы – это другое. Совершенно другое.
Хибари удовлетворенно хмыкнул и сел на подоконник, наблюдая, как сонные подростки подходят к крыльцу школы.
Не смотря на то, что Кея всем внушал страх до дрожи в коленках, он был не хладнокровной машиной для убийств, как многие считали. Даже сердце Кеи умело любить. Но любовь эта выражалась довольно странным способом для окружающих, хотя самому ему казалась вполне нормальной. Привязанность его выражалась в умении прощать ВСЕ. Даже разрезанную ножницами в клочья повязку, не подлежащей восстановлению. Даже то, что, кажется, он скоро полысеет, если у него продолжат выдирать волосы в таком количестве. Даже то, что он порезался, когда убирал с пола осколки разбитой кружки, которую он тоже любил и принципиально не пил из других.
Все это не вызывало у него вспышек холодного гнева, если бы это сделал кто-то другой. Но на неё он никогда не злился. Он всегда ей все прощал. И его кончики губ даже немножечко (почти незаметно) поднимались вверх от её улыбки. И он очень её любил, не смотря на то, что никогда даже не обнял-то нормально. И ласкового слова тоже не сказал (Но это объясняется тем, что Кея просто предпочитает молчать).
Она в это время была полной его противоположностью: непоседлива, говорлива не в меру, полная энергии и очень жизнерадостна, что его совсем не отпугивало. А тот факт, что она была очень слабой, только больше подтачивал в нем желание защищать её от всего на свете.
Если быть откровенным, то Хибари она сначала не понравилась. Настолько, что он предпочитал оставаться с ней в одном помещении не больше, чем на десять минут.
Единственное, чем он был ей благодарен, так то, что родители полностью переключили свое внимание на неё.
Один раз Кея наблюдал, как мама мучила сестру, пытаясь заставить её сказать «Мама». Малышка на провокации не поддавалась, продолжая пускать слюни и с интересом осматривая кухню. Через несколько минут она уцепилась за воротник Хибари и пролепетала «Кея», после чего хихикнула и начала тянуть мать за волосы.
Хибари же был так ошарашен, что несколько минут не спускал глаз с сестры, и даже рот открыл. Только единицы называют его по имени, если уж на то пошло. И вообще, тот факт, что его имя было её первым словом, заставил сердце парня странно трепыхнуться, издав громкий стук.
С тех пор он все свободное время проводил с ней, наблюдая, как она растет, и пытался делать этот процесс мало-мальски счастливым (Он делал все, что мог, не будем винить его за то, что внешне выглядело так, словно он холодно к ней относится). Он катал её на плечах, заставил Хиберда выучить несколько детских песен (Самому ему петь их не очень хотелось) и заваливал игрушками, которые конфисковал у нарушителей дисциплины в школе, терпел выдирание волос и все проделки, что она устраивала (В том числе рисование у себя на лице маркером). Ведь он искренне её любил. Правда, вряд ли кому расскажет об этом.

@темы: Хибари

---

Подарки. By Meow

[meow-fix]

Название: Подарки.
Фэндом: Hitman Reborn
Автор: Meow-chan
Жанр: стеб.
Персонажи\Пары: XS (или наоборот)
Отказ от прав: Мяу ничего не принадлежит
Рейтинг: R (исключительно за лексику).
Предупреждения: Не бечено, но проверено вордом. Мат в фике, хотя и немного.
Статус: закончено

Подарки-ссылка

@темы: Скуало, Яой, R, Занзас

---

[Rai Mao Ren]

Название: «Падай рядом…»
Автор: Rai Mao Ren
Фэндом: KHR!
Дисклеймер: отрекаюсь
Рейтинг: G
Пейринг: Скуалло/Хром
Жанр: Виньетка, Джен, Plot bunny, Романс
Размер: Драббл
От автора: ной обещал - хьюга сделал
Музыка: Poets of the fall - Sleep

тык-тык

Твои шаги – мое расстояние.
Слепой прыжок – никакого сомнения.

Стеклянное серебро его закрытых глаз на северо-запад – к началу воспоминаний; пурпур ее на юго-восток – к границе сердцебиения. Призрачные ступени несделанных шагов, немое эхо непроизнесенных слов, слепые отражения неподнятых взглядов – ровно напополам. Отпусти – разобьется.

Твой ветер – мое солнце.
Белое море – черные скалы.

Спиной к спине, но зная – рядом. Эфемерное шелестенье соприкасающихся тканей – белый ситец, белый лен – между светлой кожей и друг другом, трепеща на ветру предрассветного бриза.
Ее голова на его плече – яхонтовые пряди льнут к его груди, колышась на ветру; его голова на ее плече – кипенно-белые линии волос струятся до кончиков ее пальцев, тысячей поцелуев пробуждая сладкий озноб.

Твой вдох – мой выдох.
Весь мир – наше падение.

Мертвые руны на старых часах – отсчитывая наше, живое, столь краткое.
Переплетенные пальцы сжимаются крепче – между ними течение мысли, серой лентой обегая запястья, связывая сомкнутые ладони.
Ветер рисует штрихи, и цинковое море поднимается вслед за небом, шелестя эхом слов, тихо произнесенных беззвучными голосами.

«Падай рядом…»

@темы: Скуало, Джен, G (PG), Хром

---

[Rai Mao Ren]

Название: "Кровь за кровь"
Автор: Rai Mao Ren
Фэндом: KHR!
Дисклеймер: отрекаюсь
Рейтинг: G
Пейринг: Алдо(ОМП)/Фрэнки(ОЖП)
Жанр: Виньетка, Джен, Plot bunny, Джен, ОС
Размер: Драббл
Предупреждение: авторский стиль, ОС
От автора: Алдо - крестный сын Дечимо
Фрэнки - ... поиграем в угадалки?.. ^^
Музыка: Cheese People - Angry Stupid Faces

Тык-тык

Стук высоких сапог четко отдавался от стен широкого коридора особняка. Длинные пряди черных как смоль волос, завязанных в низкий хвост, колыхались в такт каждому шагу, руки были сжаты в кулаки.
Дорогу ей преградил внушительных габаритов охранник.

– С дороги, – не церемонясь, бросила высокая девушка, не сбавляя шага.

– Сеньорита Франческа, я не могу вас пропустить, – произнес мужчина низким голосом.

Она остановилась в пяти шагах от него – в глазах итальянки плескалось нечто, от чего даже опытный телохранитель внутренне содрогнулся.

– Уйди с дороги, или я вспорю тебе брюхо: очень аккуратно, чтобы ты еще почувствовал, как теплые кишки сползают по ногам, – она четко выговаривала каждое слово, делая красочные ударения на определенных словах, так, что в воображении возникала очень реалистичная картина.
До того, как он собрался с ответом, за спиной прозвучал другой голос:

– Боюсь, сеньорита в подобных вопросах крайне последовательна, Риккардо, – в конце коридора появился высокий молодой человек. – Не мог бы ты предоставить мне проведение переговоров?

Риккардо с сомнением посмотрел на девушку, потом снова на юношу и, молча, удалился в сторону, откуда пришла она.

– Ну и зачем ты грубишь хорошему человеку? – спросил он, когда за ближайшим поворотом почти стихли шаги.

Он вальяжно подошел к ней, глядя прямо в глаза. Лицо одновременно ничего не выражало и как будто прятало легкую ухмылку. Руки он держал в карманах неизменных белых брюк, несколько верхних пуговиц клетчатой рубашки были расстегнуты, развязанный галстук перекинут через плечо, а кобура из светлой кожи пуста.

– Пошлю ему открытку с извинениями, – бросила она, направившись в прежнюю сторону, но когда между ними оставалась пара метров, он преградил ей путь, шагнув влево. – Уйди с дороги, Алдо.

В ее голосе был неподдельный гнев, кипящий как на раскаленных угольях; резкий взгляд из-под бровей, казалось, мог разрезать то, чего коснется.

– Фрэнки, не теряй голову, – произнес он уже серьезнее, – это последнее, что сейчас нужно.

Чуть растрепанные темные волосы и утомленный взгляд офитовых глаз выдавали последствия последних беспокойных событий.
Она сжала губы и подняла голову, глядя ему прямо в глаза, отчего прядь волос, закрывавшая часть лица, скользнула со щеки.

– Уйди, Алдо, или я сделаю то, что обещала предыдущему препятствию, – стальные нотки ее голоса не оставляли сомнений в серьезности обещания.

– Фрэнки… – он почти коснулся ее плеча ладонью, но у горла последним, и самым веским, доказательством мгновенно возник изогнутый засапожный кинжал, плотно касаясь лезвием кожи.

– Они заплатят. Клянусь, они заплатят за каждую каплю его крови, – последние слова почти перешли в глухое рычание, а глаза глубокого рубинового оттенка, доставшиеся ей от отца, блестели яростной решимостью.

Юноша смотрел ей в глаза.

– Твой отец сильнее, чем ты можешь думать, он выкарабкается. И последнее, что ему в этом поможет – это труп его прекрасной доченьки. – Прежде, чем она что-либо успела, он продолжил, – Но раз ураган не остановить, то лучше его хотя бы направить.

– Вы что-то узнали, – констатировала девушка, опуская кинжал. – Говори.

Он без разглагольствований перешел к делу.

– Они решили не пачкать рук. Скорее всего, это был опытный наемник. Некий Амильгар Каро. – Он застегнул верхние пуговицы рубашки и приподнял воротник, завязывая галстук. – Если хочешь крови, то он – твоя цель, а не особняк, доверху набитый людьми Капрара. С ними разберется Семья.

– Ты знаешь где он.

– Возможно…

– Отлично, – сухо ответила она, возвращая засапожник за голенище.

– Моя машина слева от ворот, – вздохнув, произнес он, опуская воротник на туго завязанный галстук, – Надеюсь, ты не против моей компании?

Она обернулась на полпути к выходу и, прочтя его взгляд, коротко кивнула.

– Отлично, я буду через минуту. Постарайся не попадаться никому на глаза – тебя велено никуда не пускать.

– Алдо, – тихо сказала девушка. Он замолчал. – Спасибо.

Уголок его губ дернулся.

– Только не присылай открытку.

@темы: Джен, G (PG), Свой персонаж

---

[Rai Mao Ren]

Название: "Рядом со мной"
Автор: Rai Mao Ren
Фэндом: KHR!
Дисклеймер: отрекаюсь
Рейтинг: G
Пейринг: Фуута/ОЖП
Жанр: Романтика, Экшен, Джен, Plot bunny, OFC
Размер: Драббл
Предупреждения: Авторский стиль
От автора:
ОЖП - облако Варии
Музыка: Radio Citizen - The hop

тык-тык

Лифт монотонно едет вверх. Приглушенная музыка напрягает внимание, красноватый свет отражается от широких золотистых створок.
Невысокая девушка с длинными, заплетенными в свободную косу, волосами завернув рукав белой рубашки достает из кармана черного жилета моток длинной цепи из мелких звеньев.

Мягкий голос спутника, она чуть наклоняет голову в сторону, ловя слова:

– «Взять объект – транспортировать на место. Минимум жертв, максимум продуктивности». Семь минут…

– …если не будешь мешаться под ногами, – заканчивает она, наматывая на кисть серебряную цепь и оставляя конец свисать на длину двух локтей.

– Не буду, – улыбается высокий юноша, защелкивая застежки тонкого кожаного кейса, который держит на согнутом колене, – за определенную цену.

Коротко хмыкнув, она улыбается уголком губ, глянув на него из-под клиновидной челки, и встречает взгляд смеющихся глаз цвета жженого кофе.
Красные цифры на небольшом экране справа от дверцы лифта меняются с частотой в полсекунды и, коротко пискнув, застывают на 91.

Он нажимает на кнопку цифровых часов, запуская таймер, она – на кнопку миниатюрного наушника: семь минут – значит, Моцарт. Где-то под потолком кабинки лифта раздается тонкое «дзынь» и створки разъезжаются, открывая широкий коридор.

Она выходит первой – двое охранников только успели повернуться – резкий рывок вправо, цепь разматывается и обхватывает шею одного; удар ногой влево, в солнечное сплетение, мужчина падает на колени и заваливается набок…

… Он не смотрит, что происходит дальше, быстрыми шагами направляясь в конец коридора – к единственной двери, за которой – сейф.

Дверь даже не заперта – он заходит в богато обставленный кабинет и закрывает за собой дверь, приглушая шум работы напарницы. Быстрый взгляд влево, вправо: неброская картина в нефритовых тонах над резным комодом. Сдвинув несколько бронзовых статуэток и высокую вазу с цветами, он ставит кейс на поверхность комода и снимает позолоченную раму со стены.
Белая дверца сейфа двадцать пять на тридцать пять сантиметров, в центре контрастом выделяется темно-серая ручка и панель набора кода.
Таймер показывает чуть меньше шести минут, пора начинать.
Щелчок, мягкий скрип натягивающейся кожи – из открытого кейса он берет небольшую отвертку с черной пластмассовой ручкой, и вставляет трилистный наконечник в такой же шлиц крошечного винта в углу сейфа…

… Двое у лифта, двое за спиной, еще один лежит в начале бокового коридора, слышен бег двух пар ног, один опаздывает – должно быть восемь.
Двое появившихся из-за угла крупных мужчин сразу же направляют пистолеты на нее, но она опережает – метнув оба конца тонкой цепи в их сторону. Нить из тесно соединенных серебряных звеньев натягивается налету, увлекаемая миниатюрными каплевидными грузиками на концах, и обвивает руки с пистолетами. Развернувшись, она перекрещивает концы цепи и резко тянет их к себе, столкнув двух охранников друг с другом…

… Сняв центральную панель с двери сейфа, он ставит ее за открытым кейсом, а извлеченное из него устройство подсоединяет к оголившимся разноцветным проводам и микросхемам. Массивы закодированных данных сыплются снизу вверх по экрану портативного компьютера, заслоняемые несколькими всплывшими окошками, куда он вводит необходимые данные: код, тактовая частота, сила необходимых импульсов, короткими зарядами пробегающих по узорам микросхем.
Несколько секунд ожидания, тонкий писк, загорается зеленый индикатор и дверь сейфа с коротким щелчком открывается.
Таймер показывает три минуты…

… Семеро готовы, половина времени, пока тихо. Она разматывает концы плотной цепочки, встав на одно колено перед мужчинами, лежащими без сознания, когда на нее падает длинная тень.

Вот и восьмой. Тихо ходит. Черт!

Удерживая одной рукой середину полураспутанной цепи, она с разворота бьет противника ногой, вышибая из его руки оружие, но тот успевает защититься, отступить, и тут же нападает сам. Поймав его удар, она накидывает доступную часть серебряной змейки на кисти противника, остановив удар. Воспользоваться шансом – быстрый удар под дых и шаг вбок-за спину. Но раздается злой рев, рывок, и мелкие звенья разлетаются в стороны звонкими брызгами.

Она улыбается уголком губ и думает: «Зря».

Блок, скрестив руки, и пурпурное пламя вспыхивает на тонком кольце с небольшим аметистом. Тут же ее руки, словно насекомые, опутывают гнущиеся на ходу колечки серебра и, овив их змеей, снова соединяются в цепь. Рывок в стороны, разворот, два симметричных взмаха, удар коленом, и мужчина со скованными руками падает на колени. Короткий удар ребром ладони по сонной артерии, и он падает, как и другие, без сознания…

… Узкий желтый конверт ложится в кейс поверх смотанных проводов, снова щелчок, и выходит из кабинета…

Полтора десятка этажей вниз по пожарной лестнице, бегом по крытому переходу, соединяющему это здание с соседним, и снова лифт вниз.

Автомобильная стоянка на первом этаже гулким эхом возвращает каждый шаг. Они приближаются к черному мотоциклу с двумя шлемами, и она перекидывает правую ногу через сиденье, снимая шлемы с руля.
Подоспев за ней, он наклоняется и мягко, но крепко целует в губы, а на вопросительный взгляд маренговых глаз улыбнувшись отвечает:

– Моя цена.

Фыркнув, она чуть закатывает глаза, но улыбается и передавая ему черный шлем.
Сняв короткий темно-зеленый плащ и накинув ей на плечи, он садится за спину и обнимает ее за талию.

Теряясь в потоке машин, по улицам летит черный мотоцикл с двумя пассажирами, за спинами которых развиваются чуть растрепанная коса темных волос девушки и бело-сизый шарф юноши.

@темы: Фуута, Джен, G (PG)

---

Сны и реальность by Meow

[meow-fix]

Название: Сны и реальность
Фэндом: Hitman Reborn
Автор: Meow-chan
Жанр: почти джен. виньетка.
Персонажи\Пары: Джотто/Спейд в разных его проявлениях
Отказ от прав: Мяу ничего не принадлежит
Рейтинг: PG-13.
Предупреждения: Не бечено, но проверено вордом.
Статус: закончено

Сны и реальность-ссылка

@темы: Вонгола, Джотто, Джен, PG-13 (-15), Спейд, Яой

---

[Rai Mao Ren]

Название: Изумруд-Мордоре
Автор: Rai Mao Ren
Фэндом: KHR!
Дисклеймер: отрекаюсь
Рейтинг: G
Пейринг: 7YL!Хаято/7YL!Хару
Жанр: Виньетка, Романтика, Джен/Гет, Флафф
Размер: Драббл
Предупреждения: я не в форме. я не виновааат! Т___Т

От автора: С Новым Годом Юу.
Единственного, неповторимого и любимого.

Музыка: Despina Vandi - Christougenna
Fever Ray - Keep the Streets Empty for Me

тык-тык

Музыка: Despina Vandi - Christougenna

– УБЬЮ!!!
Топот двух пар ног, рык одного и заливистый смех другого.
Под звук захлопывающейся двери Хару выглянула из ванной в спальню, где не обнаружила никого. Взгляд упал на комки полуталого снега, медленно впитывающегося сейчас простыней.
На манер Хаято, она переместила зубную щетку из одного уголка рта в другой, как сигарету, и уперла руки в бока: постельное белье надо менять сразу, иначе кровать совсем промокнет.
И где тут был плед?..

В это время двенадцатилетний Хранитель Грозы, со всей прыти, мчался в сторону большой гостиной, а широкие коридоры особняка Вонголы вслед за ним оглашал голос Хранителя Урагана, обещавшего тому легкую смерть при условии немедленной капитуляции. Слова эти звучали, возможно, раздраженно, но не зло, как могло бы быть еще несколько лет назад. Дразнящий смех мальчика затих где-то в глубине большой комнаты, где вчера по инициативе девушек вся Семья шумно и весело наряжала высокую елку, которую принесли Такеши и Рёхей.

Стоило Хаято войти в гостиную, как его обдало ледяным ветром из распахнутого окна, выдающего явные признаки бегства. Мороз пробежал по спине, а ветер трепал влажные волосы, в которых уже таял снег. Он подошел к окну; босиком по густому ворсу ковра идти было гораздо приятнее, чем по голому паркету.
Зимнее утро выдалось на редкость солнечным и снежным. Хаято не сразу заметил под окном горку снега, явно искусственную.
Когда он оглянулся на шорох хрустального шара о елочные иголки, Ламбо уже метнулся к его коленям; единственное, что он успел – схватить того за шарф и потянуть за собой. Две бесконечные секунды спустя, оба Хранителя валялись в сугробе, сплевывая забившийся в рот снег.

«Значит, этот раздолбай сгреб кучу снега для мягкого приземления. Сейчас расчувствуюсь».

- «Надень ша-арф, надень шарф»… – передразнил мальчик тоном «ох уж эти взрослые…», и тут же поймал на себе злой взгляд мужчины, чуть трясущегося от холода.

Целую секунду осознание того, что сейчас произойдет, приходило к нему пропорционально тому, как раскрывались его глаза и рот.

- Ах ты…

Но Ламбо с визгом скатился со снежной кучи, держась за концы шарфа, еще до того, как Хаято до него дотянулся. Он уже хотел погнаться за этим олухом, как из окна послышался голос Хару, на который оглянулись оба:

- Ламбо! С кухни так вкусно пахнет – кажется, пирог уже готов.

Парень заулыбался и, показав напоследок язык, поспешил ретироваться. Хаято, впрочем, успел окинуть его взглядом, в котором явственно читалось: «Ты за это ответишь».

- Ты там не закоченел? – со смешинками в голосе поинтересовалась девушка, и он понял, что руки и ноги у него действительно онемели. Шутка ли – валяться в снегу в одних пижамных штанах?

Вставая, он отряхнул с волос снег и, опершись на оконную раму, перепрыгнул через подоконник. Хару тут же накинула ему на плечи теплый синий плед с зелеными полосками; она улыбалась, стряхивая с него снег – чуть дрожащего и хмурого.
Они встретились глазами, и он задал вопрос, пришедший ему в голову сразу, как он проснулся:

- Почему ты не в постели, женщина?

Он подхватил ее под коленями и взял на руки, от чего она, судорожно вдохнув, чуть пискнула – то ли от холода, то ли от неожиданности.

***
Музыка: Fever Ray - Keep the Streets Empty for Me

"Когда двоих сближаются уста,
Плетут венок у алой розы рта
Вино и мед, желанье и покорность,
Огонь и вихрь, порыв и красота..."

Закрыв дверь ногой, он несет ее к широкой кровати и она чувствует ледяной холод его влажной кожи даже через теплую ткань.
Пепельно-обжигающий взгляд чуть исподлобья сейчас: по ее лицу – изумрудная пыль обносит расширенные зрачки против часовой, отдавая прохладой и серебром.
Рукой на его спине она скользит по шее в чуть мокрые от растаявшего снега волосы, наслаждаясь прикосновением, пронизывающим горячей дрожью каждую клетку ее холодеющей кожи.

Плед соскальзывает с его плеч и остается лежать на песочном ковре – темно-синей тенью, отброшенной ими; она чуть вытягивает носки, и мягкие белые тапки почти бесшумно падают на пол. Еще пять шагов и он опускает ее на край высокой кровати; она встает на ноги – смотрит сверху вниз.

У нее теплые руки – она убирает с его лба прядь дымчато-светлых волос, нежно проведя маленькими тонкими пальцами над бровью, вниз по щеке, и берет его лицо в ладони, тонкими прикосновениями очерчивая чуть заостренную линию высоких скул.
Несколько прядей коротких терракотовых волос, ложась на щеки, касаются выразительных губ – и он почти ревнует. Он смотрит в теплые глаза цвета мордоре – снизу вверх – падая в их глубину, изливающую жаркий свет и отражение зимнего солнца, которое сейчас не нужно.

И, вытянув в стороны обе руки, он тянет за витые золотистые шнуры, удерживающие палевый полог, и они с легким шуршанием распускаются, закрывая уютную постель от солнечного света.

Он обнимает ее за талию одной рукой, второй проводя вверх по спине – ласково, осторожно, привычно – словно перебирая клавиши рояля. Дрожь пробегает по коже от касания холодных пальцев сквозь тонкий шелк и она улыбается, скользя ладонями по его шее, предплечью и, нежно уходя из его объятия, тянет его за собой.

@темы: Джен, PG-13 (-15), G (PG), Хару, Гокудера, Ламбо

---

[[Senri]]

название: Около полуночи
автор: Rikarin
бета: нету (ищется)
фэндом: Реборн
пейринг: 5YL27/5Yl59
рейтинг: G
размер: 2110 слов
жанр:романс
дисклеймер: персонажи - Амано, слова - мои.
от автора: всех с Рождеством)
я мог налажать с фактами, поэтому просьба не сильно за них бить Хх я честно гуглил про католическое рождество, но данных было мало.

читать

Тсуна очень любил свой славный маленький город с полупустыми дорогами, множеством зеленых уголков и уютными проулками между небольшими домиками. И сейчас, оказавшись в многокилометровой пробке посреди Нью-Йорка, Тсуна любил свой маленький город еще больше. И как никогда понимал Хибари, в ответ на предложение съездить «посмотреть Америку» послал всех по известному адресу. Наверное, в Нью-Йорке он уже был. В общем-то, в Нью-Йорк Тсуну привели дела, в качестве помощника с ним прилетел Гокудера, без которого Савада в принципе не смог бы улететь – верный Хранитель, оставшись один, извелся бы на корню. И окружающих извел бы заодно. Очень хотел полететь Ямамото, который был легок на подъем, любознателен и любил путешествовать, но, так как поездка приходилась на Рождество, перед Хранителем встал нелегкий выбор в виде семейного круга и Киоко – они только недавно начали встречаться, чем изрядно всех удивили – с одной стороны и двух лучших друзей с другой. В итоге Тсуна снял с плеч друга такую суровую необходимость выбора, приказав Такеши оставаться присматривать за своими домашними в лице Наны, Ламбо, И-Пин и Фууты. В конце концов, Ямамото был семейным человеком, любил большие компании и – что особенно ценил в нем Савада – запросто ладил с И-Пин и Ламбо. В общем-то, он просто любил детей, и те отвечали ему взаимностью. Крайне ЭКСТРЕмально жаждал полететь Рёхей, но весомый аргумент в лице Ханы прогнал сие желание быстрее, чем боксер успел на нем настоять. Больше никто из Хранителей желания сопровождать босса в дальнюю поездку, не выразил. Хибари, как говорилось, послал всех далеко и надолго, а Мукуро Тсуна и сам бы звать не стал. На сим кандидаты закончились, что неимоверно радовало Гокудеру, уверенного, что уж теперь то он покажет боссу, насколько может быть полезным и незаменимым.
В аэропорт их провожали Хару, Ямамото, Киоко и Нана. Тсуна до сих пор слегка краснел, вспоминая, с каким упорством мама пыталась запихать в плотно набитый чемодан еще пару свитеров и, зачем-то, теплые подштанники. А Ямамото отпустил напоследок несколько двусмысленную шуточку в сторону улетавших, чем ужасно смутил девушек и привел Гокудеру в берсеркерство. Причем, смысл сказанного им самим, Такеши понял только когда удирал от разъяренного подрывника. Тсуна силком запихивал возмущенного Хранителя в самолет, правда, когда Ямамото имел глупость сказать: «Так он смутился!», Тсуне только ценой захлопнутой двери удалось удержать Гокудеру внутри самолета. Успокоился подрывник только когда самолет взлетел и аэропорт скрылся за легкой дымкой облаков. Вообще-то, когда Гокудера приходил в ярость из-за смущения, Тсуна находил это даже милым, была бы эта «милость» еще и не такой разрушительной.
Из потока воспоминаний Саваду выдернул стук в окошко. Повернув голову, парень удивленно констатировал угрюмую морду водителя соседней «Хонды», высунувшегося из окошка своей «лошадки» чуть ли не по пояс.
- Закурить не найдется? – крайне уныло поинтересовался мужчина, когда Савада опустил стекло.
- А… - «нет, я не курю» - хотел было ответить он, но на глаза попалась забытая Гокудерой зажигалка.
- Спасибо. Чертова пробка, наверное, до утра не рассосется… - выпустив облачко дыма, водитель втянулся обратно в свою машину. Тсуна поднял стекло – минус семь за бортом никак не радовали. Для Нью-Йорка это было холодновато. Рассеянно потерев руки, парень откинулся на спинку кресла, в миллионный раз разглядывая стоящий впереди «форд». За последние два часа автомобили продвинулись вперед не больше, чем на полкилометра. И это здорово утомляло, не говоря уже о терпящих крах планах. За окном шумел город, больше похожий на одну большую, яркую гирлянду. Через стекла машины Тсуна мог слышать отдаленный смех – он находился во втором из пяти рядов, люди сновали туда-сюда, торопливо докупая все то, что они не успели приобрести до этого.
На заднем сидении горой покоились подарки и сувениры для Хранителей, оставшихся дома и домашних. В зеркало Тсуна мог видеть голову статуи свободы, которую мама попросила привезти в качестве сувенира. Непонятно, зачем столь практичной женщине настолько непрактичная вещь, но желание есть желание и теперь Савада только хихикал, вспоминая счастливые лица продавцов. Кажется, несчастная семидесятисантиметровая статуя очень долго не могла обрести хозяина. Была бы воля Тсуны, и не обрела бы. Покачав головой, парень перевел взгляд на кресло рядом с собой. Там лежал всего один сверток. Подарок для того, кто сейчас, наверняка, стоял у окна гостиничного номера и нервно курил сигарету за сигаретой. И свет, скорее всего, погашен. Только гирлянды, которыми вчера украшали занавески, тихо перемигиваются разноцветными огоньками. А в искусственном камине горит, переливаясь, почти как настоящий, огонь. Представив себе эту картину, Тсуна только острее захотел бросить машину прямо здесь и пойти пешком, к этому огню и к тому человеку у окна. Обнять за плечи и прошептать на ухо – «Buon Natale». Именно так, на итальянском. Гокудере очень нравилось, когда босс говорил на этом, неудобном для японца, языке.
Вспоминая о своем вспыльчивом хранителе, Тсуна и сам не заметил, как губы расползлись в легкой полуулыбке. Прикрыв глаза, он припомнил, что через неделю будет их третья годовщина. Три года вместе. Они прошли огонь битв, преодолели множество непониманий, пережили первую сессию и первую попойку после нее. И, хотя после были и другие сессии, другие битвы, все чаще носившие дипломатический характер, первый раз он всегда первый. Первая битва, первая победа, первая любовь…
Посмотрев на часы, парень обнаружил, что сидит в пробке без малого три часа и надежды на скорейшее рассасывание этой самой пробки, как-то не намечалось. Посмотрев на зажигалку, в гордом одиночестве лежавшую на бардачке, Савада сунул руку в карман, нащупал телефон, и пальцы наугад набрали заученный наизусть номер. Пара гудков и встревоженный голос на том конце линии:
- Джудайме? С Вами все в порядке? Где вы? – немедленно раздалось из трубки.
- Я в порядке. Извини, пожалуйста, я сижу в пробке на какой-то-там-стрит – названия американских улиц оставались для Тсуны такой же загадкой, как и логарифмы прикладной математики.
– Давай поговорим? – Десятый откинулся на спинку кресла поудобнее, не забывая следить за расстоянием от своего капота до багажника «форда». Между машинами пролавировали три девчонки, груженые бумажными пакетами «D&G», если верить надписи. Рассмотрев через лобовое стекло водителя, девчонки прыснули искристым смехом, а одна из них подмигнула и громко воскликнула:
- Merry Christmas!! – После чего послала воздушный поцелуй и все трое скрылись из виду, исчезнув в проходе между джипом и «порше».
- Что это, Джудайме? – неестественно спокойным тоном поинтересовался голос из трубки. Машины продвинулись вперед еще на пять метров.
- Поздравление от прохожих, а в машине я один. – Ответил Тсуна, скептически глядя в зеркало на одиноко вскинутую руку статуи. – Ну, почти…
- Почти? - Савада тихонько рассмеялся, представив себе выражение лица человека на том конце линии. Гокудера всегда был ужасно беспокойным, а в последнее время стал еще и ревнивым ко всему прочему. Вроде и не было ничего хорошего в этом, но Десятому, отчего-то, это было даже приятно.
- Почти. – Крайне серьезно ответил он. В трубке раздалось сердитое сопение, а Тсуне пришлось зажать рот рукой, чтобы не рассмеяться.
- Я рад, что у вас там приятная компания. – Нарочито ровным голосом сказал Гокудера.
- Ну, если статуя свободы может таковой считаться… - С сомнением сказал Савада, бросая на статую еще один скептический взгляд.
- Статуя… свободы? – Изумленно переспросил подрывник. – Джудайме!!! – Он наконец-то понял, что Десятый его разыгрывает.
-Честно-честно, больше никого - подтвердил Тсуна, давясь смехом.
- Джуууудааааймееееее !!– голос хранителя перерос фактически в рычание и Тсуна, не выдержав, рассмеялся в голос. На том конце провода воцарилось скорбное молчание.
- Ты, должно быть, стоишь сейчас у окна, да? – Отсмеявшись, Савада откинулся на спинку кресла, мягко улыбаясь. Гокудера хмыкнул. «Джудайме, как всегда, так проницателен» - прямо-таки читалось в этом молчании. Машины сдвинулись еще немного вперёд. Тсуна нахмурился – если и дальше сохранится подобный темп, то он точно не успеет вернуться в гостиницу.
- Похоже, я рискую провести Рождество на дороге. – Удрученно выдохнул Десятый Вонгола, постукивая костяшками пальцев по рулю.
- Я с вами, Джудайме… - тихо отозвался Гокудера. Тсуна на полминуты прикрыл глаза, мягко улыбаясь. – Вы знаете… - и в этот момент телефон нудно пискнул и умолк.
Несколько секунд Савада изумленно смотрел на погасший аппарат, вспоминая, когда последний раз заряжал его. А затем зло отшвырнул в сторону. Нет, определенно, Небеса решили покарать его за все грехи сразу, причем именно сегодня. Стемнело совсем, прохожих становилось все меньше, понемногу закрывались магазины – только праздничная иллюминация продолжала радостно перемигиваться со всех сторон. Машины сдвинулись вперед еще на пару метров и Тсуна понял, что больше никогда и никто не заставит его ехать в канун Рождества, или каких-либо других праздников, куда-либо за пределы родного городка. Побившись головой о подголовник, Савада обнаружил, что на часах без пяти одиннадцать. Судя по обреченным выражениям на лицах водителей ближних автомобилей, участники этой гигантской пробки уже смирились с тем, что светлый праздник они встретят не в компании любимых жен и подруг, а в компании любимых автомобилей и тех неудачников, имевших глупость в Рождественский вечер уехать куда-то далеко от дома.
«Знал бы, поехал бы на метро, а свертки доставили бы потом на дом» - пронеслась в голове запоздавшая мысль. Пошел снег. Крупными хлопьями, неторопливо он опадал на землю, прилипал к лобовому стеклу.
Побившись головой о подголовник еще немного, парень посмотрел на сверток на соседнем сидении, а затем решительно выпрямился, кладя руки на руль и внимательно глядя в зеркало заднего вида. Кое-как перестроившись в крайний ряд, Тсуна свернул в какой-то тупичок и заглушил мотор; после чего накинул куртку, ухватил сверток с соседнего сиденья и вылез из машины. Закрыв дверь, парень задрал голову и замер, глядя в открывшийся вид. С непроглядно-темного неба опадали холодные, белые звезды и становилось непонятно – то ли это снежинки падают на лицо, то ли ты сам летишь навстречь…
Тряхнув головой, парень сунул в карман ключи и, накинув капюшон, поспешил вперед. Времени было мало, а в ночном городе Тсуна ориентировался, мягко говоря, не очень.

В номере царила тишина, нарушаемая, разве что, тихим потрескиванием электрического камина да дыханием одиноко стоявшего у окна человека. Высокий, пепельноволосый мужчина смотрел на ночной город, а в руке болталась давно погасшая сигарета. Кинув взгляд через плечо на часы, Гокудера опустил голову, рассеянно потроша окурок до тех пор, пока от него не остался только измочаленный фильтр и снова посмотрел в горящий разноцветными огнями город. Все мысли крутились вокруг одного-единственного человека, сидевшего сейчас где-то там, в чудовищной пробке, без возможности даже просто позвонить – похоже, села батарейка, дозвониться после обрыва сигнала не удалось.
В комнате было темно, слабый свет камина да перемигивающиеся гирлянды на шторах – вот и весь свет. На столе стыл заботливо приготовленный Гокудерой ужин – ради такого случая он почти весь день провел на кухне, потратив уйму времени, терпения, продуктов и собственных нервов на нехитрые, но такие сложные для него блюда. Закончив, подрывник понял, что он и готовка всегда будут стоять на противоположных концах ринга. Тем не менее, ради Джудайме, можно было и не такое. В ведерке с почти растаявшим льдом так и не дождалась своего часа бутылка Château Calon Ségur 1900 года. На часах было без десяти полночь.
Задернув шторы, Гокудера прошел к камину и со вздохом уселся прямо на пол перед ним. Уже звонили с поздравлениями и Ямамото, и девушки под аккомпанемент отдаленного «ЭКСТРИМ!!!» - Рёхей кричал свои поздравления, похоже, не отрываясь от тренировки. Что ж, вполне в его духе. Звонила мама Джудайме, потом папа, Базиль и даже дон Тимотео передавал свои наилучшие пожелания. Звонил Дино и болтал с полчаса практически без умолку, и только мысль о Джудайме не позволила хранителю послать разговорчивого Каваллонэ подальше. Потом позвонил Лонгчамп но на него терпения уже не хватило и после слов «Счастливого Рождества» Гокудера с чистой совестью повесил трубку и на полчаса ушел в душ. После Дино слушать еще и Лонгчампа… скромный запас терпения подрывника никак не был рассчитан на такое. Последним позвонил Луссурия, однако он, вопреки ожиданиям Хаято, уже приготовившегося к очередному получасовому трепу, просто пожелал Счастливого рождества. На заднем плане что-то подшушукивал Бельфегор, но подрывник стал вслушиваться, по его мнению, на этот вечер он и так проявил себя более чем прекрасно.
Часы показывали без трех минут. Включив телевизор, чтобы прогнать из головы ненужные мысли, Гокудера уставился на белые ризы священнослужителей – шла прямая трансляция с рождественской мессы в Санта-Мария ин Арачели. Сама месса должна была начаться в полночь, а пока что показывали толпы народа на капитолийской площади и прекраснейшие виды ночного Рима. Часы пробили полночь и Гокудера встал с пола, намереваясь выключить телевизор и пойти спать – настроения не было никакого – похоже Джудайме раньше утра не приедет. И в тот момент, когда подрывник уже взял в руки пульт, дверь распахнулась и в номер ввалился растрепанный, заснеженный, запыхавшийся от быстрого бега Тсуна. Сделав шаг он умудрился наступить на собственную ногу и распластаться на пороге.
- Д... Джудайме! – Гокудера бросился поднимать босса, который не торопился вставать сам. Однако когда хранитель протянул руку, намереваясь поднять Саваду, тот ловко повернулся и притянул удивленного подрывника к себе.
- Buon Natale – горячее дыхание согрело ухо, а буквально в следующее мгновение губы обожгло таким же горячим прикосновением. Хаято пропустил момент, когда сам оказался на полу, со всех сил прижимая к себе мокрого от растаявшего снега Джудайме и буквально впившись в его губы жадным поцелуем.
- Buon Natale… - прошептал подрывник, оторвавшись. И в этот момент с экрана слетели первые слова Рождественской мессы. Часы в углу телевизора показывали ровно полночь. В этот момент Гокудера готов был поверить даже в пасхального кролика, а в следующий миг на головы сидящих в проходе грохнулась омела, доселе мирно висевшая над дверью. Тсуна рассмеялся – кажется, эту традицию они тоже умудрились соблюсти.

@темы: G (PG), Яой, Гокудера, Тсуна

---

Веришь?

[Red_John]

Название: «Веришь?»
Автор: Ksanira
Пейринг: TYL!Занзас/TYL!Скуало, Бьякуран/TYL!Скуало, Рассиэль/TYL!Бельфегор намёком, фоном мелькает TYL!Ямамото
Жанр: angst, deathfic
Рейтинг: R
Дисклаймер: Амано-сан.
Предупреждения: AU, дело происходит в одном из миров, захваченных Бьякураном, наверняка имеются ООС.

***

- Ну же, Скуало-кун, не упрямься, - Бьякуран улыбается своей обычной приторно-сладкой улыбочкой. – Ты со своим упрямством уже никому не нужен.
Супербиа не оставляет попыток пнуть Джессо. Когда это не удаётся, он гордо вскидывает голову, смеривает врага презрительным взглядом и метко плюёт ему в лицо. Улыбка Бьякурана становится чуть натянутой. Он невозмутимо вытирает лицо кончиками волос самого мечника и, встав с пола, кивает стоящим снаружи тюремной камеры Закуро и Кикё.
- Повеселитесь тут хорошенько, - говорит он им тоном заботливого папочки и выходит из помещения тюрьмы.
Погребальные венки оставляют Скуало избитым до полусмерти, в бессознательном почти состоянии. Напоследок Закуро ещё издевательски опрокидывает миску с едой на и без того грязные и спутанные серебристые волосы.
Скуало тихо, бессильно матерится и выцарапывает на стене своей камеры ещё одну кривую чёрточку в знак того, что ещё один день его плена миновал.

*
Вария уничтожена почти полностью. Для такого дела ублюдок Джессо даже не поскупился отправить Настоящих Погребальных Венков. Скуало в пылу боя уже даже не замечает, с кем он сражается и кто из своих падает очередным трупом неподалёку. Как самая настоящая акула, мечник весь отдаётся ритму боя, живёт от одного взмаха меча до другого…
И внезапно что-то заставляет его остановиться. Болезненно, испуганно сжимается сердце, с головой накрывает нехорошее предчувствие. Скуало оборачивается как раз в тот самый момент, когда Бьякуран самолично убивает Занзаса. Время как будто замораживается, тело Босса Варии падает неестественно медленно. Скуало как будто бы бросается к нему, как будто бы кричит что-то, но не слышит своего голоса и сам удивляется медлительности своих движений. Его самого успевают ранить десятки раз, но ему кажется, что он ничего не чувствует. Он отказывается верить в происходящее, считая всё это кошмарным сном, и тело Занзаса так странно коченеет на его руках.
Он не верит, но всё равно вскакивает на ноги с диким и безумным криком, с утроенной яростью врывается в ряды врагов, почти ничего уже не соображая.
- Какой интересный человек. Воистину, такая сила даже впечатляет. Мы забираем его с собой, - насмешливо говорит Джессо, над едва живым телом поверженного мечника, и Скуало кажется, что это наилучшее завершение для всего этого кошмара.

Однако вскоре кошмар становится реальностью, и Скуало приходится в него поверить. Приходится поверить в тот невозможный по сути факт, что Вария уничтожена, а Занзас… мёртв. Его самого оставляют в живых, наверное, чтобы подольше поиздеваться. Скуало знает ещё, что в живых оставили и Бельфегора, которого попросил в «личные лакеи» Рассиэль. За Потрошителя можно даже не беспокоиться. Уж Белль-то как-нибудь выберется из любого дерьма.
Днём к Супербиа частенько наведывается Бьякуран. Босс Мильфеоре всё время улыбается этой своей невыносимо приторной улыбочкой и уговаривает мечника присоединиться к выигравшей стороне. А именно – к нему. Бьякуран совсем как ребёнок, он, как и Занзас, любит красивые сложные игрушки, которые так трудно сломать. Скуало слушает его всегда молча, с немым презрением и злостью в глазах. Иногда бросает пару нелестных слов и снова замолкает. Еду, которую ему приносят, он принципиально не ест. Не реагирует на колкости заглядывающей иногда вместе с Бьякураном Блюбелль, только тихо огрызается в ответ на сочувствующие взгляды, которые то и дело бросает на него Кикё. Изредка приходит Дейзи, смотрит на пленника сквозь решётку долгим, безумным взглядом, тянет сквозь решётку чуть дрожащие изуродованные шрамами пальцы, будто желая прикоснуться и в то же время боясь этого. Скуало скалится, как загнанный в ловушку дикий волк, бьёт по этим пальцам ногами, за что получает двойную порцию избиений от старших Венков.
А вот ночью, когда все они уходят, Скуало остаётся один на один со своими мыслями и воспоминаниями, и вот тогда начинается самый настоящий Ад.

*
- Занзас… Звёзды сегодня красивые, да?
Они стоят на балконе в каком-то дешёвом мотеле, номер в котором сняли на ночь. На Скуало одна только рубашка, почти ничего не прикрывающая, на Занзасе нет и её.
- Звёзды, как звёзды. Космические куски мусора.
- Хеей, Босс, да ты просто романтик! – Скуало хмыкает и прижимается к Боссу крепче. – Не знаю, как ты, а мне почему-то кажется вот, что там где-то есть другие миры. Ну, знаешь, такие миры, где живут наши двойники, но что-нибудь там по-другому…
- Ага, к примеру, в одном из таких миров ты немая чернокожая баба, - Занзас насмешливо зарывается носом в серебристую макушку. – Не смеши меня, мусор. Я не верю в подобную чушь о всяких там параллельных измерениях. И вообще, тебе что, меня одного мало? Надо ещё одного Босса, которому поклянёшься в верности?..

Ночью кошмары обретают плоть и кровь. Как только Скуало закрывает глаза, то видит либо воспоминания о времени, проведённом с Занзасом… либо то, как Занзаса убивает Бьякуран. Мечнику кажется, что вокруг него сгущаются неведомые призраки, которые безумными голосами завывают и нашёптывают ему о том, что это он виноват в смерти Босса, что он должен был его спасти, закрыть собой – да всё, что угодно! Умом Супербиа понимает, что на самом деле уже не мог ничего сделать, но призраки продолжают завывать и шептать, призраки заставляют его сходить с ума и тихо выть в ответ.
Звёзды, которые он видит в окне камеры, холодно и насмешливо мерцают с черноты ночного неба, словно желая затянуть в свой мир немыслимого холода и всепоглощающей тьмы. Скуало уже почти согласен с ними, но на потолке тюрьмы также холодно и насмешливо мерцает красным огоньком видеокамера, через которую, как мечник небезосновательно догадывается, ублюдки Мильфеоре – в частности, Бьякуран – с удовольствием наблюдают за мучениями пленника. Скуало не желает доставить им такого удовольствия, как лицезреть сломленную Варийскую Акулу, и поэтому только показывает средний палец сначала видеокамере, а потом, украдкой, и звёздам.

*
Бьякуран опасно сверкает лиловыми глазами и мягко, но властно касается щеки Скуало. Тот дёргается, как от удара, сверлит Джессо ненавидящим взглядом.
- Ты бы поел, Скуало-кун, - говорит он вкрадчиво, как кот, подкрадывающийся к добыче. – И поспал бы. А то у тебя уже синяки под глазами, да и от тела один скелет скоро останется.
- Иди нахрен со своей фальшивой заботой… - устало посылает его мечник.
Скуало, и правда, выглядит не самым лучшим образом. Вокруг глаз чернеют круги бессонницы – он ни разу не спал с момента смерти Занзаса. Тело, и без того худое, теперь действительно похоже на ходячий скелет, кожа, обтягивающая узкие кости, побелела ещё больше, синяя сетка вен на ней выделялась теперь особенно чётко. Руки мечника закованы в наручники, меч у него, разумеется, отобрали, но протез на правой руке оставили – видимо, чтобы эти самые наручники не спадали. Недавно Скуало в порыве ярости так долго бил о решётку своей камеры кулаками, что левая рука теперь вся окровавленная и пальцы на ней едва разжимаются, а протез сломался и теперь висит бесполезной железкой. Ко всему прочему, по всему телу красуются синяки и кровоподтёки в качестве подарков от Погребальных Венков. Из-за полученных ран Скуало едва может шевелиться, малейшее движение причиняет невыносимую боль. И только глаза остаются живыми, упрямыми, взгляд лихорадочно мечется в горячке, показывая, что мечник ещё не сломлен.
- Скуало-кун, ты неразумен. Тебе всего лишь стоит поклясться мне в верности – уж я-то знаю ценность клятв такого, как ты – и все твои мучения закончатся. Я залечу все твои раны, я даже могу дать тебе одно лекарство, которое поможет тебе забыть твоего бывшего Босса. Перестань уже упрямиться и подумай хорошенько над моим предложением, идёт?
Бьякуран вкрадчиво улыбается, снова касается тонкими пальцами его щеки. Скуало резко уклоняется и пытается ударить мерзавца обеими руками, но сил не хватает, и он тут же оказывается прижатым к полу без возможности пошевелиться. Бьякуран быстро заводит его руки за голову, держит их за наручники одной рукой, а другой забирается под окровавленную белую рубашку и пробегает кончиками пальцев по животу. Мечник с рычанием и матом пытается вырваться, не осознавая тщетность своих попыток.
- Ох, думаю, лучше тебе будет не сопротивляться пока, мой прекрасный белый цветок. Ты ведь не хочешь ещё большей боли? – Джессо надавливает на живот чуть сильнее, постепенно спускаясь пальцами ниже.
Скуало не прекращает попытки вырваться, воет и покрывает Бьякурана бессвязным потоком проклятий и ругательств. Он извивается, как только может, кричит во всю мощь своих лёгких, словно умирающий зверь, но Бьякуран предусмотрительно закрывает его рот грубым поцелуем, не давая даже вздохнуть.
Скуало чувствует, как им завладевают отчаяние пополам с паникой. Прикосновения и поцелуи Бьякурана вызывают только отвращение и ужас, но в то же время пробуждают непрошенные воспоминания, и мечник, решив, что не должен выглядеть так жалко, просто закрывает глаза и представляет, что руки, терзающие его плоть, более грубые и смуглые, со шрамами и тёплыми ладонями, а рот, по-хозяйски накрывающий его губы поцелуями – принадлежит не этому ублюдку, а другому человеку, с неизменными шрамами и красными глазами, вселяющими уверенность и тепло.

*
- Занзас, я… люблю тебя.
Занзас нехотя поворачивается к мечнику. Они спят в одной постели, первые лучи солнца уже вовсю гуляют по полутёмной комнате.
- Я не верю в любовь, - отвечает Босс сонно, краем глаза следя за солнечными зайчиками, нагло резвящимися в длинных светлых волосах.
Скуало в ответ только вздыхает и отворачивается к окну.
- Да ты, блять, ни во что не веришь. Даже в мою преданность тебе. Параноик чёртов.
Занзас не выдерживает и ловит солнечных зайчиков в его волосах ладонью. Вплетает пальцы в волосы, лениво тянет своего заместителя к себе поближе, заставляя снова повернуться, и целует его в лоб.
- Если бы я не верил в твою преданность, ты бы давно оказался в помойке, где и положено быть настоящему мусору вроде тебя.
Скуало чувствует, как против его воли губы расползаются в непрошенной улыбке.
- Да пошёл ты, - беззлобно говорит он и прижимается к груди Занзаса носом.
- Взаимно, - отзывается тот, усмехаясь и гладя его по волосам.

Когда Бьякуран уходит, Скуало остаётся лежать, не шевелясь, с заведёнными за голову руками, с задранной рубашкой и спущенными до колен штанами, с алеющими на шее засосами и потухшими, безжизненными уже глазами. В тюремной камере холодно, и мечник едва заметно дрожит, на автомате выцарапывая на стене ещё одну чёрточку и зачёркивая накопившуюся пятёрку таких. Этих зачёркнутых пятёрок на стене собралось уже несколько десятков.
Ночные призраки возвращаются теперь вдвое более сильными и страшными. Их число и сила растут пропорционально отчаянию Варийского капитана, и он уже начинает думать, что скоро призраки станут материальными. Ему больно-больно-больно, но не физически, потому что тела он уже даже не чувствует. Он вообще отрицает своё жалкое и слабое тело, тело, которое посмело принадлежать кому-то другому сегодня. Он не собирается за этим телом ухаживать или заботиться о его благополучии, пусть бесполезное тело умирает, ему не жалко.
В помещении тюрьмы слышится шум и возня, но мечник не реагирует. В соседнюю камеру, кажется, заталкивают нового пленника. Скуало по-прежнему не шевелится и продолжает бездумно смотреть в потолок камеры, даже не снисходя до того, чтобы просто натянуть штаны.
- С… Скуало? – тихо раздаётся из соседней камеры подозрительно знакомый голос, когда стихают вдали шаги охраны.
Скуало совершает над собой мысленное усилие и нехотя поворачивает голову по направлению голоса. Новым пленником Мильфеоре оказывается Ямамото Такеши, изумлённо разглядывающий своего бывшего учителя. Что-то такое знакомое мелькает в глазах младшего мечника, и Супербиа вспоминает, что уничтожена не только Вария, но и почти вся Вонгола. Однако Такеши явно держится лучше, чем сам Скуало, и тому на какое-то мгновение становится стыдно за такую слабость. Он встаёт, поправляет штаны, приводит себя в порядок и садится поближе к решётке между их камерами.
- Вижу, тебя тоже угораздило попасться, а, мелкий? – отзывается он бесцветным голосом и вытирает с губ кровь.
Ямамото смотрит на него долгим, проницательным взглядом, а потом кивает, будто в ответ на вопрос, но в то же время будто самому себе на какие-то свои мысли.
- Скуало… Я слышал о Занзасе… Сочувствую твоей потере.
Супербиа только неопределённо передёргивает плечами, снова уставившись в потолок. В глазах и в голосе Такеши действительно сквозит до отвратительного искреннее сочувствие. Оно должно, по идее, злить старшего мечника и возвращать его к жизни, но Скуало, увы, не чувствует в себе абсолютно никакой реакции. Ему почему-то наплевать и на сочувствие, и на свой жалкий вид, ему наплевать совершенно на всё. Внутри у него холодно и пусто.
- Эй, Скуало, - мелкий Вонголёныш, кажется, точно такой же упрямый, как сам Скуало в молодости. – Я отлично понимаю твою боль…
- Нихрена ты не понимаешь…
- …Но нельзя же вечно скорбеть по нему! Я, конечно, не в том положении пока, чтобы давать тебе советы, но тебе не кажется, что пора бы взять себя в руки и начать думать, как нам отсюда выбираться? Тсуна, если ты помнишь, тоже мёртв, как и большинство моих друзей, но я, как видишь, не собираюсь так легко сдаваться, и…
- Заткнись.
- Скуало…
- Заткнись, я сказал.
Он поворачивается к Ямамото, и тот бессильно замолкает, увидев пустой и абсолютно ничего не выражающий взгляд бывшего учителя.

*
- Занзас.
- Нет.
- Занзас!
- Отвали, придурок.
- Занзас, твою-то мать!!! Выслушай меня, чёрт тебя дери! Савада мёртв, так что Варии необязательно уже во всё это вмешиваться! Ты, конечно, суперкрут и всё такое, но Мильфеоре чертовски сильны! Мы потеряем хренову кучу людей, если не отменим завтрашнюю операцию!
- И что? Из этого следует, что мы можем позволить этому грёбаному Джессо думать, что он победил всю Вонголу, раз уж даже Вария не оказывает ему сопротивления? – Занзас непреклонно пожимает плечами и за волосы притягивает капитана к себе ближе. – И вообще, мусор, ты что, не веришь в меня?
На это у Скуало возражений не находится, и он только смиренно вздыхает, касаясь губами губ Босса:
- Ты смысл моей жизни, как я могу в тебя не верить?.. Я подготовлю всё к атаке.

Бьякуран стал приходить чаще, и непременно заканчивал свой визит либо поцелуем, либо изнасилованием. Скуало уже даже не ругается. Он вообще не говорит ни единого слова и по-прежнему ничего не ест. На Бьякурана он никак не реагирует, позволяя тому творить с его телом всё, что угодно, и создаётся впечатление, что Скуало – живой труп, у которого душа давно покинула своё тесное слабое вместилище. В глазах у него тоже ничего не отображается, ни единой искры жизни, и Ямамото, наблюдающий за ним, начинает понемногу отвыкать надеяться, что он вернётся когда-нибудь в норму.
Скуало оживает только один раз, когда Бьякуран решает расчесать его спутанные грязные волосы. В глазах бывшего Варийского капитана на несколько долгих секунд мелькает страх и – наконец-то! – злость. Он вскакивает на ноги, пятится к дальней стене, смотря на Бьякурана взглядом загнанного волка, упрямо вскидывает острый подбородок, всем своим видом показывая, что не даст прикоснуться к своим волосам. Волосы – это всё, что напоминает Скуало о его клятве и о том, кому он её дал, и он не собирается так просто позволять этому мерзавцу с сахарной улыбочкой трогать их…
- Ах, Скуало-кун, ты такой нервный. Прямо как Шо-тян, хотя нет, всё же ты и его в этом переплюнул, - Бьякуран заливисто смеётся и кошачьей походкой придвигается ближе к мечнику. – Иди сюда, не будь таким букой.
- Оставь его, Бьякуран! – не выдерживает Ямамото и хватается за прутья решётки между камерами, словно в тщетной попытке сломать их голыми руками.
Бьякуран, разумеется, не обращает на окрик Такеши ни малейшего внимания, подбирается к Супербиа вплотную и несколькими быстрыми касаниями в нервные узлы заставляет мечника со стоном упасть на колени. Временно парализованный этим нехитрым боевым приёмом, Скуало только обессиленно скалится и обречённо склоняет голову, не видя больше смысла гордо держать её прямо. Ублюдок Джессо только снова смеётся, садится с ним рядом, заботливо обнимает и долго расчёсывает такие желанные красивые волосы, словно безвольной кукле.
Когда довольный Бьякуран уходит из тюрьмы, Скуало ещё некоторое время не шевелится. В окно камеры задувает холодный северный ветер, осторожно развевающий расчёсанные теперь шелковистые длинные волосы. А потом действие применённого Бьякураном приёма заканчивается, и Скуало, обретя способность шевелиться, внезапно хватается за эти волосы дрожащими руками и чуть ли не с корнем безжалостно их вырывает. Он катается по полу, кричит что-то на итальянском, кричит до срыва голоса, он бьётся об стены головой и руками, в кровь исцарапывает пальцы об решётку и бетон, снова кричит, и всё это время продолжает вырывать целые клочья волос, будто желая стереть с себя абсолютно все следы прикосновений проклятого Бьякурана.
Ещё около часа Ямамото в страхе наблюдает за этой истерикой, не зная, как успокоить друга. Потом Скуало успокаивается сам. Он сидит в углу, тяжело дыша и обнимая колени, а взгляд у него вновь становится совершенно пустым. Супербиа прекращает трепыхаться, как выброшенная на берег рыба, и снова становится живым трупом.

*
- Эй, Босс… А вот ты веришь в жизнь после смерти?
Занзас гладит Скуало, голова которого лежит у него на коленях, по волосам. На губах у несостоявшегося Десятого играет загадочная полуухмылка-полуулыбка, в чуть прикрытых глазах цвета крови чудится выражение некого несвойственного спокойствия.
- Нет, не верю. После смерти мы все становимся дерьмом, вот и всё.
Мечник только фыркает в ответ:
- Ну и хорошо, что не веришь, а то мне бы пришлось прислуживать тебе и в Аду!
Занзас хрипло смеётся и почти нежно касается кончиками пальцев щеки своей Акулы. В такие вечера можно позволить себе немного расслабиться, верно?
- Ты мудак,- констатирует Босс с улыбкой.
- А ты придурок, ммм… - Скуало тоже улыбается, жмурясь от удовольствия, и ощущает себя почему-то как никогда счастливым.

А потом Ямамото начинает замечать, что оцепенение понемногу проходит. Скуало по-прежнему не разговаривает ни с кем, по-прежнему не реагирует на слова и действия врагов, в глазах его по-прежнему не читается никакой жизни, но зато мечник неожиданно начинает есть, пить и даже спать. Такеши молча радуется таким полезным переменам и снова начинает надеяться, что уж теперь-то с его учителем всё будет хорошо.
Однажды ночью Ямамото просыпается от того, что слышит из соседней камеры гимн Варии. Удивлённо оглядевшись, младший мечник обнаруживает Скуало, который стоит лицом к окну, сложив руки за спиной, и тихо, хрипло, невыразительно почти напевает этот самый гимн.
- Скуало? – осторожно окликает его Ямамото.
Тот реагирует не сразу. Сначала он заканчивает гимн целиком, потом медленно поворачивается, как-то странно, непривычно светло улыбаясь.
- Знаешь, какой сегодня день, мелкий? – спрашивает Скуало будто невзначай, смотря куда-то сквозь Такеши. – Сегодня День Рождения Занзаса. Тридцать пятый, между прочим.
И только тут Ямамото замечает несколько очевидных вещей, которые из-за удивления от поющего учителя не заметил сразу. Во-первых, руки Скуало каким-то образом стали свободны от наручников. Во-вторых, искорёженный до неузнаваемости протез валялся в углу камеры, отброшенный за ненадобностью, и становилось понятно, как же Супербиа снял эти треклятые наручники. И в-третьих – это было самым невероятным – по лицу Скуало, прочерчивая дорожки сквозь грязь и кровь на бледных щеках, безостановочно текли слёзы. Сначала Такеши думает, что иногда действительно необходимо поплакать, особенно таким, как Скуало, кто вечно сдерживает слабость в себе… Но, приглядевшись, он понимает, что эти слёзы – вовсе не признак какого-либо улучшения. Потому что серые глаза старшего мечника смотрят совершенно безумно, без единого признака рассудка.
- Знаешь, а ведь он ужасно не любил, когда я напоминал ему о его же празднике! – Скуало хрипло смеётся, разглядывая свою правую руку, так жалко выглядящую без протеза. – И каждый раз швырял в меня моими же подарками. Правда, потом всё равно подбирал их. В этом году я хотел подарить ему что-нибудь совсем особенное…
По тюремному коридору слышатся шаги и раздаются несколько коротких криков охранников. Скуало прерывается на полуслове, внимательно вслушивается во все эти звуки, а потом быстро берёт миску с водой и опрокидывает на себя, смывая все признаки недавних слёз. Ямамото наблюдает за ним со всё возрастающим удивлением.
К камерам выходит невысокая фигура в белом. Ямамото хмурится, думая, что к ним пришёл очередной Мильфеоровец, чтобы в очередной раз поиздеваться над ним или над Скуало, а вот сам Скуало почему-то лишь сдержанно улыбается.
- Почему так долго, Белль? – спрашивает он в темноту.
Во мраке сверкает что-то острое и металлическое, и точно в замок решётки камеры Скуало вонзается маленький кривой нож. В лунном свете на белой мильфеоровской форме обнаруживаются кровавые пятна, в золотистых волосах блестит диадема, а на окровавленном молодом лице внезапно расцветает характерная сумасшедшая улыбка Чеширского кота, и Ямамото сам удивляется, как Бельфегора можно было не узнать.
- Просто заигрался с братиком, Ску. И он потерял бдительность, - отвечает принц со своим обычным шишикающим смехом.
Скуало кивает и невозмутимо открывает ножиком замок камеры. Выходит, вынимает нож и бросает его Ямамото, ждёт, пока тот тоже освободится. Потом оценивающе осматривает Белля, укоризненно качает головой, замечая искусанные в кровь губы принца, засосы на шее и глубокие кровоточащие раны по всему телу. Видимо, Потрошителю тоже пришлось несладко.
Совместными усилиями они выбираются с базы Мильфеоре и бегут куда-то в ночь, а позади них слышно, как враги поднимают всеобщую тревогу и погоню. Они уже добегают до кромки леса, где им вполне бы удалось скрыться, но тут Скуало и Бельфегор внезапно останавливаются.
- Скуало, Белль, не время отдыхать! – Ямамото внимательно смотрит на них, и от внезапного прозрения у него холодеет сердце. – Вы же не собираетесь вернуться, нет?
- За этим уёбком должок, - Скуало нехорошо ухмыляется и скрывается в противоположным от леса направлении.
Бельфегор исчезает следом, многозначительно дотронувшись до своего залитого кровью лица, как бы показывая, что и он не сполна ещё отплатил. Ямамото долго смотрит им вслед, но затем обречённо вздыхает и уходит в лес. В отличии от этих варийцев, ему ещё есть, к кому возвращаться.

*
- Занзас, а знаешь, что я подумал?
- Мне похрен. Честно.
Скуало обиженно фыркает и пытается слезть с колен Босса, где так благополучно сидел все предыдущие полчаса. Занзас удерживает его, не давая слезть, крепко обнимает и прижимает к себе, со вздохом целует бледную шею.
- Ладно, мудак, чего там подумал?
Скуало довольно ухмыляется и удобно устраивается у него на плече.
- Я подумал, что если ты ни во что не веришь, то я могу верить за нас обоих. И в параллельные миры, и в жизнь после смерти, и…
- И в единорогов с феечками, - прерывает его Занзас насмешливо.
- …И в любовь! – торжественно доканчивает свою речь мечник.
Занзас задумчиво смотрит на его сияющее лицо и внезапно улыбается. Эту улыбку можно увидеть у него крайне редко, она только для него, для этого упрямого глупого создания, которое почему-то до сих пор терпит все его собственные причуды.
- Тогда ты никакая не Акула, а хренов осёл, - замечает Босс всё с той же улыбкой. – Только ослы так упрямо верят в подобную чушь.
- Ну… - мечник на секунду забавно морщит нос. – Твой же осёл?
- Мой, - Занзас смеётся и целует его, горячо и жадно.
- Ну, тогда мне больше ничего и не надо! – Скуало тоже смеётся и отвечает на поцелуй.

Скуало смотрит в далёкий белый потолок базы Мильфеоре, но видит перед собой только почему-то одно лишь бесконечное небо. Настоящие Погребальные Венки расходятся в разные стороны, Бьякуран, укоризненно качнув пушистой головой, говорит мечнику что-то прощальное, продолжая приторно улыбаться. Рядом испускает последний вздох Бельфегор, и Скуало отчётливо понимает, что тоже сейчас умрёт.
Страх? Нет, он давно перестал бояться такой глупой вещи, как смерть. Умирать почему-то легко и даже приятно, Скуало даже кажется, что он наконец-то обретает долгожданную свободу.
Почему-то он видит небо, а потом и вовсе начинаются странности. Скуало словно переносится в какой-то параллельный мир и со стороны наблюдает, как совместными усилиями Вонгола побеждает Бьякурана и его венков. Сгорает в огне Х-барнера ублюдок Бьякуран, возвращаются к жизни Аркобалено. Уходит с поля боя Вария во главе с Занзасом, совершенно живым и здоровым. Занзас тащит на плече раненого Скуало – другого, тоже живого и телом, и душой – и, кажется, негромко отчитывает его за то, что тот так глупо подставился…
И Скуало – не тот, счастливый и живой, а умирающий и уставший – отчаянно хочет верить в такой мир. И он верит, верит из последних сил, вкладывая в эту веру всю свою любовь, всю свою нескончаемую грусть, все свои счастливые воспоминания.
- Дождись меня там, в Аду или в Раю, чёртов Босс… - вырывается у него вместе с последним дыханием.
Закрывая глаза и проваливаясь в бесконечную холодную тьму, куда так манили его звёзды раньше, Скуало успевает услышать обрывок диалога между теми другими Занзасом и Скуало:
- Я люблю тебя, Занзас…
- Я не верю в любовь.

@темы: Бельфегор, Скуало, Ямамото, Яой, R, Бьякуран, Занзас